Акт научной экспертизы Института Российской Истории РАН "О времени появления имени "Русь" (Руса) в Южном Приильменье"





Содержание

Бани-Солеварни Русского Приильменья
Руса под именем "Русь" в летописях.
С.Ф. Платонов"Руса"
(в поддержку гипотезы А.А.Шахматова о древнейшей Руси в Южном Приильменье).
 Ильменская Русь 
А.Шлёцер о ручье "Руса"
Акт научно-исследовательской экспертизы Института 
Российской Истории РАН 
"О времени основания города Старая Русса Новгородской Области" 
и доклад на конференции "Новгородика 2010" К.А. Аверьянова "О времени возникновения 
Старой Руссы".
 Акт научной экспертизы Института Российской Истории РАН
 "О времени появления имени "Русь" (Руса) в Южном Приильменье" 
Встречи с Г.И.Анохиным и И.Н.Вязининым. 
Археологи:А.Ф.Медведев, В.Г.Миронова и Г.П.Смирнова о Старой Руссе 
Аорсы из царства Яньцай (Проторусы  из "царства соли"). 
О князе Русе и библейском Роше (архонтах Великой Соли).
В.В.Фомин "Южнобалтийские славяне в истории Старой Руссы"
(Князь Аскольд из Старорусской Руси)
Об итогах археологического изучения Старой Руссы  в «нулевые [двухтысячные] годы»
(ЗА ЧЕСТНУЮ АРХЕОЛОГИЮ!). 
Старая Русса - малая Родина киевского князя Аскольда! 
ВИДЕОРОЛИК О ПОЕЗДКЕ НА МОГИЛУ ИСТОРИКА В.Н. ТАТИЩЕВА от 07.06.2012.


                      
                          

 
«УТВЕРЖДАЮ»
Директор Учреждения Российской Академии наук Института российской истории, д.и.н., член-корреспондент РАН

__________________А.Н.САХАРОВ

«11» декабря 2008 г.

АКТ
научно-исследовательской экспертизы
УЧРЕЖДЕНИЯ РОССИЙСКОЙ АКАДЕМИИ НАУК
Института российской истории РАН
«О времени появления имени «Русь» (Руса)
в Южном Приильменье»

ОБОСНОВАНИЕ

В современной отечественной и зарубежной науке, в связи с господством норманской теории, имя «Русь» произвольно связывают со скандинавами (шведами), видя в них варягов и варяжскую русь, приглашенных, согласно Повести временных лет, в 862 г. в северо-западные земли Восточной Европы рядом восточнославянских и угро-финских племен. Но наша древнейшая летопись не дает никаких оснований для таких выводов. В ней, напротив, варяги и варяжская русь, сыгравшие в истории восточных славян исключительно важную роль, везде подчеркнуто отделяются от скандинавских народов вообще и шведов, в частности, и констатируется, что языком их общения был славянский язык. Об отсутствии скандинавских следов в русской истории IX - второй половины Х в. говорит археологический и антропологический материал. На позднее появление скандинавов в Восточной Европе - на рубеже X - XI вв. - указывают исландские саги, вобравшие в себя историческую память скандинавских народов.
В свете сказанного не имеют под собой научных оснований попытки шведских и российских норманистов - Р.Экблома, А.А.Шахматова, С.Ф.Платонова и других, выдать Старую Руссу и прилегающие к ней территории, на которых находится россыпь «русских» названий, либо за массовую колонию шведского племени руси, которого не знает история, либо за обоснование масштабного пребывания шведов на Руси. О несостоятельности подобных заключений, противоречащих источникам, говорит и тот факт, что современные зарубежные и российские лингвисты-норманисты - Ю.Мягисте (Швеция), Г.Шрамм (ФРГ), А.В.Назаренко, О.Н.Трубачев, К.А.Максимович, отказались от версии скандинавского происхождения имени «Русь» (якобы от финского названия Швеции Ruotsi), но которую нашей науке сегодня с огромной настойчивостью навязывают прежде всего археологи Д.А.Мачинский, В.Я.Петрухин, филолог Е.А.Мельникова.
Полнейшая непричастность финского Ruotsi к Руси особенно видна на фоне давнего присутствуя имени «Русь» на юге Восточной Европы (так, например, готский историк VI в. Иордан применительно к событиям IV в. называет в районе Поднепровья племя «росомонов», т.е. «народ рос», которое чаще сближают с роксоланами, тем самым признавая их ираноязычными. Сирийский автор VI в. Псевдо-Захарий в «Церковной истории» называет народ «рус», живущий к северу от Кавказа). На основании показаний источников в науке давно установлено бытование в прошлом, помимо Киевской Руси, других и этнически разных Русий: Руси Прикаспийской, Руси Приазовской (или Руси Черноморской), четырех Русий на южном и восточном побережьях Балтийского моря - о. Рюген-Русия, устье Немана, устье Западной Двины, западная часть Эстонии (провинция Роталия-Русия и Вик с островами Эзель и Даго), Руси Прикарпатской, Руси Подунайской (Ругиланд-Русия-Русская марка), Руси Пургасовой. И к этим Русиям самое непосредственное отношение имели аланы-русь, связанные с иранским миром, и руги, имя которых почти повсюду было вытеснено именем «русь».

Заключение

Среди перечисленных Русий прежде всего привлекают внимание Руси балтийского Поморья, где проживали славянские и славяноязычные народы, и чьи представители переселились в Южное Приильменье и основали Старую Руссу, передав при этом свое имя ряду топо- и гидронимов ее округи. В пользу такого вывода говорят как исторические памятники, в том числе иностранные, так и массовый археологический, нумизматический, антропологический и лингвистический материал. Беря во внимание последнее, археологи, историки, антропологи, лингвисты - А.А.Спицын, В.Б.Вилинбахов, В.Д.Белецкий, В.В.Седов, В.Л.Янин, Т.И.Алексеева, А.А.Зализняк и другие - давно указывают на несколько переселенческих волн какой-то части южнобалтийского населения, в том числе руси (отсюда двойное наименование переселенцев в летописи - варяги-русь), на территорию Северо-Запада Восточной Европы.
Одно из таких переселений получило отражение в Повести временных лет в виде известного Сказания о призвании варягов, когда, как подчеркнул в 2007 г. академик В.Л.Янин, нашими пращурами был призван Рюрик из пределов Южной Балтики, «откуда многие из них и сами были родом. Можно сказать, они обратились за помощью к дальним родственникам». С переселенческими потоками (а их импульсы прослеживаются с конца VII - первой половине VIII в.), идущими с Балтийского Поморья в конце VIII - X в. и по суше, и по морю, могло быть связано основание Старой Руссы. Могло быть и так, что в момент призвания Рюрика район Старой Руссы был уже заселен какой-то русью, по имени которой она и прозвалась и память о чем не затерялась в веках. И эта память отразилась в информации С.Герберштейна, посещавшего Россию в 1517 и 1526 гг., что «Руса, некогда называвшаяся Старой Руссией (т.е. давней или древней Руссией.- В.Ф.), древний городок под владычеством Новгорода…». В 1749 г. М.В.Ломоносов убеждал Г.Ф.Миллера, что «Старая Руса издревле называемый, довольно показывает оныя в сем справедливость и что прежде Рурика жил тут народ руссы или россы, или по-гречески роксоланы называемый» (но это не означает, что жители Старой Руссы либо участвовали в призвании варягов и руси, либо сами были призваны, т.к. в Сказании о призвании варягов речь идет о Балтийском Поморье). Очень раннее переселение руси в названный район было вызвано тем фактом, что в древности соль, обеспечивающая потребности огромной территории Северо-Западной Руси, добывалась только в Южном Приильменье. Вместе с тем имеются данные, которые указывают на возможность прибытия в Южное Приильменье руси (аланской) с юга Восточной Европы.
К сожалению, вести более конкретный разговор о времени основании Старой Руссы, следовательно, о времени распространения здесь имени «Русь» и его истоках самым серьезным образом мешает как тенденциозность археологов-норманистов, так и просто мизерные объемы ведения в Старой Руссе и ее округе археологических раскопок.

Ведущий научный сотрудник
Учреждения Российской Академии наук
Института российской истории,
доктор исторических наук В.В.Фомин

8 декабря 2008 г.

ПРИЛОЖЕНИЕ
к Акту научно-исследовательской экспертизы
Учреждения Российской Академии наук
Института российской истории
«О времени появления имени «Русь» (Руса)
в Южном Приильменье»

I. Толкование в норманистской историографии
«русской» номенклатуры Старой Руссы

В 1914 г. шведский археолог Т.Ю.Арне в монографии «La Suede et lOrient» («Швеция и Восток»), совершенно произвольно трактуя археологический материал, выдвинул теорию норманской колонизации Руси, утверждая, что в Х в. в ней повсюду (в позднейших губерниях Петербургской, Новгородской, Владимирской, Ярославской, Смоленской, Черниговской, Киевской, т.е. чуть ли не на всей бескрайней территории Восточной Европы) «расцвели шведские колонии». Эти же мысли исследователь повторил в 1917 г. в сборнике своих статей «Det stora Svitjod» («Великая Швеция»), именуя так крупнейшее государство раннего Средневековья - Древнюю Русь (затем он еще несколько десятилетий убеждал, что в Гнездове под Смоленском, Киеве и Чернигове существовали «скандинавские колонии») . Теория Арне была предельно актуализирована Первой мировой войной, а затем существованием Советской России (СССР), в связи с чем была воспринята в качестве нового слова в науке. Как верно констатировала в 1955 г. находящаяся в эмиграции Н.Н.Ильина, она имела «большой успех в Западной Европе по причинам, имеющим мало отношения к исканию истины». Справедливость этого заключения подтвердил в 1962 г. английский ученый и крупнейший скандинавист П.Сойер, отметив, что «нет никаких археологических свидетельств, способных оправдать предположение о наличии там (на Руси. - В.Ф.) обширных по территории колоний с плотным населением» . Но так будут говорить много лет спустя после того, как в науке, благодаря Арне, давно и прочно закрепилось еще одно ложное направление в изучении русских древностей, породившее большое число мнимых доказательств норманства руси, а те, в свою очередь, «плодясь и размножаясь», дали начало другим и т.д.
И на Западе, конечно, нашлось много активных популяризаторов и вместе с тем «соавторов» теории Арне. С особенным размахом это делал в 1920 - 1960-х гг. другой германский исследователь, на сей раз датский славист А.Стендер-Петерсен, работы которого выходили на разных языках и в разных странах и которые оказали огромное воздействие на всех специалистов мира в области изучения Древней Руси, в том числе советских. По его мнению, землепашцы из центральной Швеции, мирно и постепенно проникая на восток, вклинились «в пограничные области между неорганизованными финскими племенами и продвигающимися с юга славянами», в результате чего в треугольнике Белоозеро, Ладога, Изборск осело шведское племя русь. Со временем эта шведская русь, вступив в мирный симбиоз с финскими и славянскими племенами и втянувшись в балтийско-волжско-каспийскую торговлю, создала около VIII в. вокруг Ладоги, а затем при Ильмене первое русское государство - «Ладожское шведское княжество» («Ладожский каганат»), которое не позднее IX в. превратилось в норманский каганат.
Позже русско-свейские дружины «под предводительством местных конунгов» двинулись на завоевание Днепровского пути и захватили Киев, освободив местных славян от хазарской зависимости. Тем самым они завершили создание «норманно-русского государства», в котором весь высший слой - князья, дружинники, управленческий аппарат, а также купцы - были исключительно скандинавами. Но в короткое время они растворились в славянах, что привело к образованию национального единства и созданию в рамках XI в. «особого смешанного варяго-русского языка». В области Двины, добавлял Стендер-Петерсен, существовало еще одно «скандинаво-славянское» государство с центром в Полоцке, в 980 г. разгромленное «скандинавским каганом» Владимиром. Невероятная массовость присутствия шведов в Восточной Европе дополнительно вытекала из таких слов ученого, что шведы на Русь шли «с незапамятных времен беспрерывно…», что «наплыв» скандинавских купцов в IX - XI вв. в Новгород «был, по-видимому, огромный», что в 980 г. Владимир Святославич отбыл якобы из Швеции в Новгород с наемным «громадным войском» и др. .
В 1950 - 1960-х гг. шведский археолог Х.Арбман, также тиражируя и закрепляя в западной историографии теорию норманской колонизации Руси, доказывал, что главной областью колонизации военно-торгового и крестьянского населения Скандинавии «первоначально было Приладожье, откуда часть норманнов проникла в Верхнее Поволжье, а другая часть, двинувшись по Днепровскому пути, основала норманские колонии в Смоленске-Гнездове, Киеве и Чернигове». Скандинавы, расселяясь по Восточной Европе, установили господство над ее славянским населением и создали Киевскую Русь. В целом, как отмечал И.П.Шаскольский, в работах шведских, финских, норвежских и других западноевропейских ученых середины ХХ столетия присутствовало стремление «показать, что главным содержанием истории Швеции IX - XI вв. были не события внутренней жизни страны, а походы в Восточную Европу и основание шведами Древнерусского государства» .
Теория Арне - Стендер-Петерсена - Арбмана в завуалированном виде присутствовала в советской науке, на словах боровшейся с норманизмом, а на деле исповедовавшей главный его тезис о скандинавской природе варягов. И ее проводниками выступали прежде всего археологи. Так, в 1970 г. Л.С.Клейн, Г.С.Лебедев, В.А.Назаренко довели до сведения исследователей, занимавшихся изучением Руси, и, естественно, ставших брать их цифры в расчет и подверстывать под них свои построения, что норманны - дружинники, купцы, ремесленники - в Х в. составляли «не менее 13 % населения» по Волжскому и Днепровскому торговым путям. По Киеву эта цифра выросла у них до 18-20 %, а в Ярославском Поволжье численность скандинавов, по их мнению, уже «была равна, если не превышала, численности славян» . Такого рода рассуждения советских «антинорманистов», после 1991 г. ставших именовать себя «объективными», «научными» и «умеренными» норманистами, продолжали, как и прежде, подпитывать шведские археологи, до сих пор являющиеся в глазах их российских коллег главными экспертами в оценке русских древностей.
В 1985 г. шведский археолог И.Янссон предположил, стремясь, видимо, придать разговорам о масштабном присутствии скандинавов на Руси хоть какие-то черты материальности, а значит, убедительности, что в эпоху викингов их численность могла равняться более чем 10 % населения Швеции (подобная конкретизация, учитывая тот факт, что в последней около 1000 г. проживало от 500000 до 800000 человек, означает, что в землях восточных славян за три века в общей сложности побывали сотни тысяч скандинавов, долженствующих оставить массовые следы своего пребывания на Руси). Размер «шведской иммиграции», по его словам, «был настолько велик, а захороненных женщин (скандинавок. - В.Ф.) настолько много, что иммигрантами не могли быть только воины, купцы и др. В их числе должны были быть и простые люди». В 1998 г. он добавил, что его предки шли на Русь для несения военной службы, занятий ремеслом и даже сельским хозяйством, переселяясь «на восток Европы целыми коллективами, да и в походы и на военную службу пребывали большими группами, что предполагает их постоянное проживание, нередко семьями, в городах и иногда сельских местностях» . Наши археологи, нисколько не желая отставать ни от Арне, ни от Янссона, буквально эхом повторяют сказанное ими. Так, в 1996?1998 гг. В.В.Мурашова, ведя речь о «огромном количестве» скандинавских предметов «во множестве географических пунктов» Восточной Европы, проводила не только идею о большой иммиграционной волне из Швеции на Русь, но и утверждала, что «есть основания говорить об элементах колонизации» норманнами юго-восточного Приладожья. В 1999 г. Е.Н.Носов не сомневался, что в ряде мест скандинавы проживали «постоянно, семьями и составляли довольно значительную и влиятельную группу общества» .
Настроения археологов, стремящихся видеть материальные свидетельства пребывания скандинавов «во множестве географических пунктов» Руси, передаются, в силу их норманистских убеждений, историкам. Так, в 1991 и 1993 гг. А.П.Новосельцев говорил, что происхождение термина «Русь» и династии киевских князей ? второстепенные вопросы, навязанные науке «патриотами» (свое отношение к антинорманистам прошлого он выразил в словах, что это «посредственности типа Д.И.Иловайского»). Тогда как «прекрасный знаток наших древностей» А.Стендер-Петерсен, глубоко уважавший «Россию, русский народ, его прошлое», «считал, что термин «Русь» северного происхождения, как и династия киевских Рюриковичей» . В 1995?2000 гг. Р.Г.Скрынников, повторяя и превосходя Стендер-Петерсена, объяснял, в том числе и «абитуриентам гуманитарных вузов и учащимся старших классов», во второй половине IX - начале X в. на Руси, которую ученый именует «Восточно-Европейской Нормандией», «утвердились десятки конунгов», основавших недолговечные норманские каганаты, что там находилось «множество норманских отрядов», что в Х в. «киевским князьям приходилось действовать в условиях непрерывно возобновлявшихся вторжений из Скандинавии», что разгром Хазарии был осуществлен «лишь очень крупными силами», набранными в Скандинавии, что в балканской кампании Святослава «скандинавское войско по крайней мере в 1,5 - 2 раза превосходило по численности десятитысячную киевскую дружину», что его сын Владимир, будучи новгородским князем, «подчинил норманнское Полоцкое княжество на Западной Двине…» и т.д. и т.п. .
Что на самом деле представляют собой приведенные мнения шведских, датских и российских исследователей, большими тиражами доносимые - в качестве последнего достижения науки - до читателя, во-первых, хорошо показывает антропологический материал. В 1973?1974 гг. известный антрополог-норманист Т.И.Алексеева, проанализировав камерные захоронения в Киеве, принадлежавшие представителям высшей военнодружинной знати и на подсчете которых Клейн, Лебедев и Назаренко ввели в научный оборот псевдофакт, что норманны в Х в. составляли пятую часть (!) жителей весьма многочисленной столицы Руси, сопоставила их с германскими и констатировала, что «это сопоставление дало поразительные результаты - ни одна из славянских групп не отличается в такой мере от германских, как городское население Киева» и что «оценка суммарной краниологической серии из Киева… показала разительное отличие древних киевлян от германцев» .
Во-вторых, с этими высказываниями нисколько не согласуется собственно археологический материал. Так, например, в Киеве, который, как полагают иностранные ученые, был основан норманнами и являлся «анклавом викингов», а по прикидкам наших, каждый пятый его житель был скандинавом, «при самом тщательном подсчете», подчеркивал в 1990 г. археолог П.П.Толочко, количество скандинавских вещей, причем они не являются этноопределяющими, не превышает двух десятков, а в отложениях Новгорода предметов, увязываемых со скандинавами, найдено и того меньше - где-то полтора десятка (и это тогда, когда для его культурных напластований характерна исключительная насыщенность древними предметами, а коллекция предметов, собранная на раскопках Новгорода за 1932?2002 гг., насчитывает в общей сложности более 150 тысяч изделий). Но он при этом у нас и за рубежом выдается в качестве «оплота» норманнов. Так, Р.Г.Скрынников в 1997 г. увидел в Новгороде их «основную базу» в Восточной Европе». Филологи Г.В.Глазырина, Т.Н.Джаксон, Е.А.Мельникова, говорили в 1999 г., что в этом городе в конце X - первой половине XI в. «постоянно находился больший или меньший контингент скандинавов: дружинников новгородских князей и наместников великого киевского князя, новоприбывших искателей богатства и славы, торговых людей». То, что эти слова есть всего лишь навсего миражи норманизма, вытекает из признания самих же исследовательниц, что, «как это не парадоксально, археологические находки скандинавских вещей крайне немногочисленны…» (показательно, что в 1984 г. Мельникова отнесла эти вещи к категории «отдельных случайных находок» . А это означает, что в Новгород они попали без всякого участия скандинавов).
В целом все норманистские «видения» древнерусской истории перечеркивает тот факт, что шведы (норманны вообще) стали приходить в земли восточных славян лишь в конце Х - начале XI в., в связи с чем они не имели никакого отношения к варягам Рюрика, Олега, Игоря, Ольги и Святослава. На это время очень точно указывают - посредством своих саг, вобравших их историческую память, - сами же скандинавы. В XIX в. антинорманисты Н.И.Костомаров, С.А.Гедеонов и Д.И.Иловайский обратили внимание на то, что сагам неведом никто из русских князей до Владимира Святославича (его бабку Ольгу-Аллогию они знают лишь по припоминаниям самих русских). К тому же ни в одной из них, подчеркивал Гедеонов, «не только нет намека на единоплеменность шведов с так называемою варяжскою русью, но и сами русские князья представляются не иначе как чужими, неизвестными династами» . Сагам, вместе с тем, совершенно неведомы хазары и половцы. Следовательно, скандинавы начали бывать на Руси уже после исчезновения из нашей истории хазар, разгромленных в 60-х гг. Х в. Святославом, и посещали ее где-то примерно с 980-х гг., т.е. с вокняжения Владимира Святославича, и до первого прихода половцев на Русь, зафиксированного летописцем под 1061 годом. Эти рамки еще более сужает тот факт, что саги после Владимира называют лишь Ярослава Мудрого (ум. 1054) и не знают никого из его преемников.
Факт знания сагами Владимира и молчания о его предшественниках показывает, что годы его правления и есть то время, когда норманны, по большему счету, открыли для себя Русь и начали систематически прибывать на ее территорию. Так, первым викингом, побывавшим на Руси, саги считают Олава Трюггвасона, в будущем норвежского короля (995 - 1000 гг.) (Е.А.Рыдзевская в свое время указала, что самое раннее упоминание Ладоги, которой в норманистских построениях уделяется исключительное значение, в скандинавских сагах относится лишь к концу Х в. и что в них не находим «ни малейшего намека на какие-нибудь скандинавские поселения» в Ладоге и Приладожье ). Причем, как отмечал А.Г.Кузьмин, в эпоху Владимира герои саг «действуют в Прибалтике, на побережье прежде всего Эстонии», и далее Эстонии их действия «не простираются». Лишь только при Ярославе, в связи с его женитьбой на дочери шведского короля Ингигерде, в варяжскую «дружину включаются шведы, в результате чего постепенно размывается и ее состав, и содержание этнонима». С этого же момента, заключал историк, норманны проникают и в Византию, где приблизительно в 1030 г. вступают в дружину варангов (варягов) .
В силу отсутствия какой-либо связи скандинавов с русью и варягами наши летописцы везде их четко различают. Так, в недатированной части Повести временных лет (далее - ПВЛ) дан перечень «Афетова колена»: «варязи, свеи, урмане, готе, русь, агняне, галичане, волъхва, римляне, немци, корлязи, веньдици, фрягове и прочии…». Русь с варягами этого перечня также отделена от шведов и скандинавов вообще, как от последних отделены, например, немцы, римляне, венецианцы и другие. В Сказании о призвании варягов, читаемом в ПВЛ под 862 г., варяжская русь хотя и стоит в одном ряду со скандинавскими народами: послы идут «к варягом, к руси; сице бо тии звахуся варязи русь, яко се друзии зовутся свие, друзии же урмане, анъгляне, друзии гъте, тако и си», но, как констатировал еще М.В.Ломоносов, она выделена из числа других варяжских (как бы сейчас сказали западноевропейских) народов и не смешивается со шведами, норвежцами, англами-датчанами и готами: «И пошли за море к варягам, к руси, ибо так звались варяги ? русь, как другие зовутся шведы, иные же норманны, англы, другие готы, эти же - так» .
Но соблазн норманистов видеть в прошлом Руси следы пребывания скандинавов насколько велик, что они, не считаясь с показаниями источников, рушащими все их надуманные построения, любой своей мысли и любой своей теории тут же стараются придать многочисленными исследованиями вид действительно научной мысли и научной теории. Так и теория Т.Ю.Арне, возникнув на совершенно пустом месте и только лишь по причине массовых норманистских настроений, моментально получила - по той же причине ? «весомую» поддержку от имени лингвистики. В 1915 г. шведский славист Р.Экблом, ведомый выводами Арне, издал работу, задавшую, несмотря на ее довольно скромный объемом (67 стр.), до сих пор очень громко звучащую в разговорах российских норманистов тональность. И в которой он убеждал, что названия от корня рус- и вар- (вер-) Новгородской земли - а таких им было приведено двадцать шесть, в том числе из района Старой Руссы - являются доказательством расселения скандинавов в данном регионе. При этом профессионального лингвиста нисколько не смутило отсутствие в Швеции топонимов с такими корнями, что прямо указывает на ошибочность всех его рассуждений .
Этот же факт нисколько не смутил и великого А.А.Шахматова, для которого выводы Арне и Экблома (как отмечал в 1930 г. Ю.В.Готье, Шахматов принял труд Арне «Швеция и Восток» «целиком и без критики») явилась той путеводной нитью, посредством которой академик в 1919 г. в монографии «Древнейшие судьбы русского племени» очертил границы «политического центра варягов» на северо-западе Восточной Европы, «откуда они господствовали над финскими и восточнославянскими племенами». Исходя из неопределенных показаний восточных источников об острове русов, ученый посчитал, что речь идет о Старой Руссе и ее округе, по его характеристике ? «древнейшей Руси», в которой «военная организация приняла государственные формы» и в которой проживало много «военного люда»: «до ста тысяч человек». К сказанному им было добавлено, что «островным городом, Holmgardr, скандинавы называли город, получивший позже (после основания Новгорода) имя Старой Русы».
К такому заключению Шахматова привела невиданная для других местностей Северо-Западной Руси насыщенность «русской» географической номенклатуры в районе Старой Руссы, на которую он глядел лишь глазами Экблома: «Город этот расположен на обоих берегах Полисти в незначительном расстоянии от Новгорода; Новую Русу находим в виде селения на реке Поле в Демянском уезде; другую Новую Русу - на западноевропейских картах XVI и XVII века на реке Шелони там, где новгородские источники указывают погост Струпинской; мы не знаем о времени основания этих поселений из летописей, но Старая Руса (под именем Руса) упоминается уже в 1167 году. Отметим в Русе Остров, очевидно, между обоими берегами Полисти... Речка, впадающая в Полисть в самом городе, называется Порусьей; местность вокруг города носила название Околорусья, как видно из писцовых книг 1498 года. Это может указывать на древность названия Русы».
И из этой «древнейшей Руси», завершал свое видение начальных страниц русской истории знаменитый наш летописевед, «вскоре после» 839 г. началось движение скандинавской руси на юг, приведшее к основанию в Киеве около 840 г. «молодого русского государства» (еще в 1915 г. Шахматов, попав под гипноз идей Арне, в духе Сабинина вел речь о «несметных полчищах скандинавов», в 30-х гг. IX в. двинувшихся с севера Руси в ее южные пределы. Весьма показательно, что подобные категории отсутствуют у крупнейших норманистов немца А.Л.Шлецера и датчанина В.Томсена. Так, первый, в начале XIX в. не найдя никаких следов пребывания норманнов на Руси, в конечном итоге вынужден был признать, что там «все сделается славенским! явление, которого и теперь еще совершено объяснить нельзя», что славянский язык «нимало» не повредился норманским и что надобно полагать, что норманнов «было очень немного по соразмерности; ибо из смешения обоих очень различных между собою языков не произошло никакого нового наречия». Второй в 1870-х гг. подчеркивал по той же причине, что и Шлецер, что шведов на Руси «было сравнительно так мало, что они едва ли могли оставить по себе сколько-нибудь заметные племенные следы» ).
В 1920 г. академик С.Ф.Платонов, полностью поддержав гипотезу Шахматова о Старой Руссе, ибо она «уже теперь имеет все свойства доброкачественного научного построения…», дополнительно указал, что «вся местность к югу от оз. Ильменя слыла, еще в XV веке, под именем Русы». Это имя, по его характеристике, «мелькает на всех важнейших водных путях от Ильменя: на Шелони (Новая Руса на Мшаге); на Ловати и Полисти (Старая Руса, р. Порусья и озеро Русское, которое надобно считать за исток р. Порусьи); на р. Поле (Новая Руса близ волоков к оз. Селигеру и Стержу; также село Русино или Росино у р. Рытой ниже Демьянска); на Мсте (дер. Руска близ Ям-Бронниц и там же р. Русская, приток или рукав р. Рог). Нет поводов сомневаться в древности приведенных названий и в том, что они намечают пути, которыми пользовалась русь», т.е. норманны. Продолжая далее, что «словом «Руса» в XV веке назывались не только отдельные поселки, но иногда и целые районы», например, «весь район между рр. Полистью и Полою…», историк констатировал, что в XV в. «употребление имени Руса как будто колебалось: древнейшее значение слова (Руса=страна) сменялось новейшим (Руса=Старая Руса=город)» .
О Южном Приильменье как месте проживания огромного числа скандинавов затем речь вели, увлекаемые выводами Арне, Экблома, Шахматова и Платонова, наши эмигранты. Так, в 1925 г. лингвист Ф.А.Браун говоря, что шведская русь «непрерывно притекала из-за моря...» в земли восточных славян, отмечал наличие «древнейших» и «многолюдных скандинавских поселений», «густой сетью», рисовал он желательную для норманистов картину, покрывавших «весь край до Ильменя, заходя и за это озеро, на что указывают и многочисленные следы имен «Руси» и «варягов» в географической номенклатуре этой области». В 1931 г. историк В.А.Мошин точно такими же словами убеждал, что теорию о норманской колонизации в Восточной Европе подтверждают остатки скандинавских поселений IX?X вв., которые «густой сетью покрывают целый край к югу» от Ладожского озера до Ильменя, что к югу от последнего «целая область кишит скандинавскими поселениями, рассеянными по всем важнейшим водным путям, идущим от Ильменя, что видно из названий «Русь». В 1931 г. языковед М.Фасмер, полагая, что в Х в. русское означало скандинавское, «увидел» многочисленные следы пребывания викингов в Восточной Европе в 118 топо- и гидронимов Восточной Европы (в несколько раз больше, чем насчитал в 1915 г. Р.Экблом), включая, естественно, и район Старой Руссы. В 1943 г. историк Г.В.Вернадский не сомневался, что к середине IX в. в районе о. Ильмень «возникла община шведских купцов» с центром, вероятно, в Старой Руссе .
Столь же масштабные и столь же беспочвенные рассуждения о присутствии скандинавов в Восточной Европе и Новгородской земле, в частности, характерны и для нашего времени: историк Р.Г.Скрынников в 1999 г. уверял, что «на обширном пространстве от Ладоги до днепровских порогов множество мест и пунктов носили скандинавские названия». Но чтобы как-то затушевать столь явный фальсификат, т.к. науке совершенно ничего не известно о «множествах» скандинавских названий на Руси, ученый тут же «стер» это множество, превратив его в пустой звук и тем самым расписавшись в безосновательности своей же посылки: «Со временем следы норманской культуры окончательно исчезли под мощным слоем славянской культуры» . В 2005 г. филолог В.Л.Васильев, повторяя известную посылку норманистов, что скандинавская этимология имени «Русь» поддерживается «летописными показаниями», вместе с тем констатировал, что Р.Экблому «везде виделся корень rus- скандинавского происхождения». Но при этом соглашаясь с ним, что распределение рек со скандинавским корнем vareg- преимущественно вокруг озера Ильмень и рек Волхов, Мста, Ловать «вписывается в общеисторический контекст посещения скандинавами восточнославянских земель» .

Arne T.J. La Suede et lOrient. Etudes archeologiques sur les relations de la Suede et de lOrient pendant lage des vikings. Upsala, 1914. Р. 225, 229; idem. Det stora Svitjod. Essauer om gangna tiders svensk-ruska kulturfobindelser. Stockholm, 1917. S. 37-63; Шаскольский И.П. Норманская теория в современной буржуазной науке. М., Л., 1965. С. 168-172.

ИльинаН.Н. Изгнание норманнов. Очередная задача русской исторической науки. Париж, 1955. С. 75; Сойер П. Эпоха викингов. СПб., 2002. С. 290, 331, примеч. 26.

Stender-Petersen A. Varangica. Aarhus, 1953. Р. 245-252, 255-257; idem.Anthology of Old Russian Literature. New York, 1954. Р. 9, note c; idem. Das Problem der altesten byzantinisch-russisch-nordischen Beziehungen // X Congresso Internazionale di Scienze Storiche. Roma 4-11 Settembre 1955. Relazioni. Vol. III. Roma, 1955. Р. 174-188; idem. Der alteste russische Staat // Historische Zeitschrift. Bd. 191. H. 1. Munchen, 1960. S. 1, 3-4, 10-17; Стендер-ПетерсенА. Ответ на замечания В.В.Похлебкина и В.Б.Вилинбахова // Kuml. 1960. Aarhus, 1960. S. 147-148, 151-152.

Шаскольский И.П. Норманская теория в современной буржуазной историографии // История СССР. 1960. № 1. С. 227, 230-231; его же. Норманская теория в современной буржуазной науке. С. 26-27, 101-103, 127-129.

Клейн Л.С., Лебедев Г.С., Назаренко В.А. Норманские древности Киевской Руси на современном этапе археологического изучения // Исторические связи Скандинавии и России. Л., 1970. С. 234, 238-239, 246-249.

Янссон И. Контакты между Русью и Скандинавией в эпоху викингов // Труды V Международного конгресса славянской археологии. Киев, 18-25 сентября 1985 г. Т. III. Вып. 1б. М., 1987. С. 124-126; его же. Русь и варяги // Викинги и славяне. Ученые, политики, дипломаты о русско-скандинавских отношениях. СПб., 1998. С. 25-27.

Мурашова В.В. Предметный мир эпохи // Путь из варяг в греки и из грек… М., 1996. С. 33; ее же. Была ли Древняя Русь частью Великой Швеции? // Родина. 1997. № 10. С. 9, 11; Носов Е.Н. Современные археологические данные по варяжской проблеме на фоне традиций русской историографии // Раннесредневековые древности Северной Руси и ее соседей. СПб., 1999. С. 160.

Новосельцев А.П. Образование Древнерусского государства и первый его правитель // ВИ. 1991. № 2/3. С. 7; его же. «Мир истории» или миф истории? // Там же. 1993. № 1. С. 27-28.

Скрынников Р.Г. Войны Древней Руси // ВИ. 1995. № 11-12. С. 26-27, 33, 35, 37; его же. История Российская. IX—XVII вв. М., 1997. С. 54-55, 67; его же. Русь IX?XVII века. СПб., 1999. С. 18, 20-45, 49-50; его же. Крест и корона. Церковь и государство на Руси IX?XVII вв. СПб., 2000. С. 10, 15-17, 22-23.

Алексеева Т.И. Этногенез восточных славян по данным антропологии. М., 1973. С. 267; ее же. Антропологическая дифференциация славян и германцев в эпоху средневековья и отдельные вопросы этнической истории Восточной Европы // Расогенетические процессы в этнической истории. М., 1974. С. 80-82; ее же. Славяне и германцы в свете антропологических данных // Вопросы истории (ВИ). ВИ. 1974. № 3. С. 66-67.

Толочко П.П. Спорные вопросы ранней истории Киевской Руси // Славяне и Русь (в зарубежной историографии). Киев, 1990. С. 118; Седова М.В. Скандинавские древности из раскопок в Новгороде // VIII Всесоюзная конференция по изучению истории, экономики, языка и литературы скандинавских стран и Финляндии. Тезисы докладов. Ч. I. Петрозаводск, 1979. С. 180-181.

Скрынников Р.Г. Древняя Русь. Летописные мифы и действительность // ВИ. 1997. № 8. С. 7; Древняя Русь в свете зарубежных источников: Учебное пособие для студентов вузов / М.В.Бибиков, Г.В.Глазырина, Т.Н.Джаксон и др. М., 1999. С. 543, 554.

Мельникова Е.А. Новгород Великий в древнескандинавской письменности // Новгородский край: Материалы научной конференции. Л., 1984. С. 130.

Публичный диспут 19 марта 1860 года о начале Руси между гг. Погодиным и Костомаровым. [Б.м.] и [б.г.]. С. 29; Гедеонов С.А. Варяги и Русь. В 2-х частях / Автор предисловия, комментариев, биографического очерка В.В.Фомин. М., 2004. С. 82, примеч. 149 на с. 415, примеч. 235 на с. 440, примеч. 294 на с. 456; Иловайский Д.И. Разыскания о начале Руси. М., 1876. С. 316-317.

Рыдзевская Е.А. Сведения о Старой Ладоге в древнесеверной литературе // Краткие сообщения о докладах и полевых исследованиях Института истории материальной культуры Академии наук. Вып. 11. М., Л., 1945. С. 51, 56.

Кузьмин А.Г. Падение Перуна: (Становление христианства на Руси). М., 1988. С. 49, 157, 166-167, 175; его же. Кто в Прибалтике «коренной»? С. 5; его же. История России с древнейших времен до 1618 г. Кн. 1. М., 2003. С. 90, 92, 161; его же. Начало Руси. Тайны рождения русского народа. М., 2003. С. 215, 221, 225-226, 242, 332; его же. Начальные этапы древнерусской историографии. С. 39; его же. Облик современного норманизма // Сборник Русского исторического общества (Сб. РИО). Т. 8 (156). Антинорманизм. М., 2003. С. 242, 244, 246, 248; Откуда есть пошла Русская земля. Века VI?Х / Сост., предисл., введ. к документ., коммент. А.Г.Кузьмина. Кн. 2. М., 1986. С. 584-586, 654.

Летопись по Лаврентьевскому списку (ЛЛ). СПб., 1897. С. 4, 18-19; Се Повести временных лет (Лаврентьевская летопись) / Сост., авторы примечаний и указателей А.Г.Кузьмин, В.В.Фомин; вступительная статья и перевод А.Г.Кузьмина. Арзамас, 1993. С. 47. Ломоносов М.В. Полн. собр. соч. Т. 6. М., Л., 1952. С. 33, 80, 204.

Ekblom R. Rus- et vareg- dans les noms de lieux de la region de Novgorod. Stockholm, 1915. P. 11-30, 40-57.

Шахматов А.А. Древнейшие судьбы русского племени. Пг., 1919. С. 54-56; Готье Ю.В. Железный век в Восточной Европе. М., 1930. С. 248.

Шлецер А.Л. Нестор. Ч. I. СПб., 1809. С. 343, примеч. *; там же. Ч. II. СПб., 1816. С. 171-172; Томсен В. Начало Русского государства. М., 1891. С. 115; Шахматов А.А. Очерк древнейшего периода истории русского языка // Энциклопедия славянской филологии. Вып. 11. Пг., 1915. С. XXVII.

Платонов С.Ф. Руса // Дела и дни. Исторический журнал. Кн. 1. Петербург, 1920. С. 1-5.

Браун Ф.А. Варяги на Руси // Беседа. № 6-7. Берлин, 1925. С. 324, 332-333; Мошин В.А. Начало Руси. Норманны в Восточной Европе // Byzantinoslavika. Rocnik III. Svarek 1. Praha, 1931. С. 57, 291; VasmerM. Wikingerspuren in Russland. Berlin, 1931. S. 3, 11-22; Вернадский Г.В. Древняя Русь. Тверь-М., 1996. С. 338-339.

Скрынников Р.Г. Русь IX?XVII века. С. 17-18.

Васильев В.Л. Новгородская топонимика в научном наследии Рихарда Экблума (Интерпретация корней rus- и vareg-) // Новгородский исторический сборник (НИС). Вып. 10 (20). СПб., 2005. С. 300-308.

II. Несостоятельность норманистского толкования «русской»
номенклатуры Старой Руссы и имени «Русь»

Мнения Т.Ю.Арне, А.А.Шахматова, С.Ф.Платонова, А.Стендер-Петерсена, Ф.А.Брауна, В.А.Мошина, М.Фасмера, Х.Арбмана, Р.Г.Скрынникова, В.Л.Васильева, норманистов в целом абсолютно не соответствуют историческим реалиям IX - X вв., т.к. русь, сыгравшая очень важную роль в формировании государственности у восточных славян, не была скандинавской, и в истории скандинавских народов нет никакого «русского» следа. Несостоятельность норманской теории, превратившей область Старой Руссы в гигантскую колонию шведов, «кишащей скандинавскими поселениями», проистекает прежде всего из того, что, как верно заметил еще в 1749 г. в ходе обсуждения диссертации Г.Ф.Миллера М.В.Ломоносов, «имени русь в Скандинавии и на северных берегах Варяжского моря нигде не слыхано». В 1860 - 1870-х гг. С.А.Гедеонов, суммируя наблюдения предшественников и свои собственные, констатировал, что «генетическое шведское русь не встречается, как народное или племенное, ни в одном из туземных шведских памятников, ни в одной из германо-латинских летописей, так много и так часто говорящих о шведах и о норманнах» .
Под воздействием критики оппонентов, опирающихся на показания источников, норманисты, на протяжении долгого времени твердившие о существовании шведского племени «русь», постепенно начинают убеждаться в несостоятельности данной мысли, а затем, чтобы сохранить свое лицо, вынуждены были и вовсе от нее отказаться. Так, например, Н.А.Полевой в 1829 г. отмечал с нескрываемым удивлением, что «мы затрудняемся странным недоумением: ни имени варягов, ни имени руси не находилось в Скандинавии. Мы не знаем во всей Скандинавии страны, где была бы область Варяжская или Русская». Наконец, в 1876?1877 гг. датский лингвист В.Томсен - по сей день высочайший авторитет в норманистике - признал, что скандинавского племени по имени русь никогда не существовало и что скандинавские племена «не называли себя русью» (его труд «Начало Русского государства» в 70 - 90-х гг. XIX в. вышел в Англии, Германии, Швеции, России). С тех пор этот принципиальной важности факт, разрушающих все их построения, признают российские и зарубежные сторонники норманской теории .
Как в прошлом, так и сейчас сторонники норманской теории в системе своих доказательств главное значение отводили и продолжают отводить финскому названию Швеции Ruotsi, видя в нем, исходя лишь из звукового сходства, основу имени «Русь». Но версия скандинавского происхождения этого имени является (как и идея о существовании в древности шведского племени «русь») абсолютно фиктивной, о чем многократно говорили антинорманисты и даже какая-то часть здравомыслящих норманистов. В российскую науку данную версию, рожденную шведскими сочинителями XVII в., обслуживающими великодержавные амбиции своих правителей и по этой причине стремившимися во чтобы-то ни стало выдать летописных варягов за шведов, попытался перенести в 1749 г. Г.Ф.Миллер. Говоря в диссертации «О происхождении имени и народа российского», что своим именем Русь обязана именно скандинавам, он подчеркивал: «Новгородские славяне услышав имя россов от финнов, оным всех из северных стран пришельцов нарицали, почему и варяги от славян россиянами названы. А потом и сами славяне будучи под владением варягов имя россиян приняли, подобным почти образом как галлы франками, и британцы агличанами именованы».
В ответ на такие «аргументы» М.В.Ломоносов совершенно справедливо заметил, что «едва можно чуднее что представить… якобы чухонцы (финны. - В.Ф.) варягам и славянам имя дали», что как это «два народа, славяне и варяги, бросив свои прежние имена, назвались новым, не от них происшедшим, но взятым от чухонцев», и что «пример агличан и франков… не в подтверждение его вымысла, но в опровержение служит: ибо там побежденные от победителей имя себе получили. А здесь ни победители от побежденных, ни побежденные от победителей, но все от чухонцев!» (действительно, как показывает мировая история, имя страны восходит либо к победителям, либо к побежденным, но никак не к названиям третьей стороны). Резонные возражения Ломоносова против связи Руси с Ruotsi не были услышаны. А благодаря трудам А.Л.Шлецера и Н.М.Карамзина, выходившим в первых десятилетиях XIX в. на многих европейских языках, эта связь получила в науке силу непререкаемой истины.
К счастью, далеко не все ученые попали под гипноз авторитетов Шлецера и Карамзина и тем самым сохранили способность к самостоятельному взгляду на древнерусскую историю. Так, в 1814 г. немецкий ученый и ученик Шлецера антинорманист Г.Эверс резюмировал, что «беспримерным и неестественным мне кажется, чтоб завоевывающий народ переменил собственное имя на другое, употребляющееся у соседа, и сообщил сие принятое имя основанному им государству». В 1816 г. другой немецкий специалист и норманист Г.Ф.Голлман отмечал, что слово Ruotsi, которым финны именуют Швецию, «столь не сходно со словом руссы, что на нем никак нельзя основаться» (при этом им было добавлено, что в ПВЛ нигде не говорится о выходе русов из Скандинавии). В 1838 г. норманист О.И.Сенковский, убедившись в нелепости объяснения имени Русь от финского Ruotsi, отметил с недоумением: если сами скандинавы «называли себя руссами, то очень трудно придумать благовидную причину, почему в сагах это имя не является почти на каждой странице. Если только другие народы давали им название руссов, то очень странно, что нордманны, покорив славянские земли, приняли имя, чуждое своему языку и себе, и основали империю под иностранным и, конечно, обидным для себя прозвищем!» .
Но эта явная нелепость, что скандинавы основали Древнерусское государство «под иностранным и, конечно, обидным для себя прозвищем», абсолютно устраивает, по причине отсутствия других аргументов, подавляющую часть норманистов и они, как и в рассмотренном случае с теорией норманской колонизации Руси, попытались придать, со многими оговорками и допусками, общим рассуждениям о якобы генетической близости Руси и Ruotsi лингвистическую основу. И 1844 г. А.А.Куник высказал предположение, что посредством финского названия Швеции Ruotsi имя «Русь» восходит к шведскому слову rodsen-«гребцы» (от roder - «весло», «гребля»), которое прилагалось к жителям «общины гребцов» Рослагену, и что население этой части береговой полосы могло, как ему казалось, называться «Rodhsin» (от Rodhs), «Rookarlar (wortlich Rudermanner)» .
Эта «лингвистическая» защита, произвольно сконструированная Куником, не могла, естественно, уберечь скандинавскую версию происхождения имени «Русь» от правомерной критики. В 1859 г. В.И.Ламанский, констатируя общеизвестный факт, что нет названия народа, происшедшего «от его рода занятий или промысла», подытоживал: если бы шведы слыли у себя под нарицательным именем гребцов, «то слово это непременно утратило бы свое прежнее значение и было бы заменено другим». Но, обращал он далее внимание, в Швеции в XIII в. слово Rodsin - гребцы имело значение нарицательное, и что «еще теперь по-шведски гребец - rodare, слово поныне понятное всякому немцу». В 1862?1863 гг. С.А.Гедеонов доказал «случайное сходство между финским Ruotsi, шведским Рослагеном и славянским русь», которое, по его справедливому замечанию, объясняющему «живучесть» норманизма, «может соблазнить исследователя, уже предубежденного в пользу скандинавизма… варягов-руси» .
В 1864 г. один из самых активнейших норманистов XIX в. М.П.Погодин безоговорочно принял доводы антинорманиста Гедеонова и в полном согласии с ним заключил: что «посредством финского названия для Швеции Руотси и шведского Рослагена объяснять имени Русь нельзя, нельзя и доказывать ими скандинавского ее происхождения», и что «Ruotsi, Rodhsin, есть случайное созвучие с Русью…». В 1872 г. норманист К.Н.Бестужев-Рюмин нашел странным, чтобы скандинавы называли «себя именем, данным им финнами». Под воздействием критики оппонентов как из своего лагеря, так и из чужого А.А.Куник в 1875 г. аннулировал свое объяснение Руси от rodsen-«гребцы» от 1844 года. Ибо, перечислял он уже сам признаки его научной несостоятельности, «в 17-м столетии следующее место в Упландском законнике: «Rodhs-ins utskyldir» шведы перевели неправильно: tributa Roxolanorum (русских) вместо Roslagiae, и этим долго вводили других в обман», и что «в Rodhs-ins буква s не основная согласная… а только знак родительного падежа…». Следовательно, резюмировал ученый, «по грамматическим причинам, необходимо отказаться от всякой мысли о генетической связи между формой множ. ч. Roskarla, Rodsm , Ruodspiggana, Rospigg-ar… и формой "рос" (да финским собирательным именем Rots-i)».
Истинную цену «лингвистических» доводов норманистов вообще еще больше продемонстрировало выдвинутое Куником в 1875 г. - взамен им же забракованного - новое объяснение имени «Русь», которое он теперь связал с эпическим прозвищем черноморских готов II—III вв. Hreidhgotar: в древнейшей форме Hrothigutans - «славные готы», где основной первоначальной шведской — или гото-шведской? — формой «могла быть Hrodhs», якобы слышимой и в финском Ruotsi и в славянском русь. Очередная «лингвистическая» немецкого ученого, желавшего любыми путями придать имени «Русь» германский акцент, вызвали законную иронию у его коллег. Так, в 1876 г. Гедеонов, говоря, что Куник «является ныне с новооткрытым (пятым или шестым, по порядку старшинства) мнимонародным, у шведов IX века именем русь», отметил: «С лингвистической точки зрения, догадка г. Куника замечательна по ученой замысловатости своих выводов; требованиям истории она не удовлетворяет» .
Но, как показывает история норманской теории, она с огромной силой держится за отвергнутые наукой, в том числе ее сторонниками доводы. И версию Куника, перечеркнутую ее создателем в 1875 г., успешно реанимировал в 1876 - 1877 гг. филолог, профессор Копенгагенского университета В.Томсен, чему способствовала не только атмосфера полнейшего господства норманизма в западноевропейской и российской историографии, но и агрессивно-наступательная линия последнего (чтобы оградить норманскую концепцию от нарастающей критики, Томсен бесцеремонно отказал в научности русским антинорманистам, т.к. в их трудах «истинно научный метод то и дело уступает место самым шатким и произвольным фантазиям, внушенным, очевидно, более нерассуждающим национальным фанатизмом, чем серьезным стремлением найти истину»). Что сам ученый понимал под «серьезным стремлением найти истину», видно из того, как он ставил перед собой четкую задачу: «Я надеюсь, что буду в состоянии разобрать вопрос без пристрастия и национальных предубеждений и доказать ко всеобщему умиротворению, что племенем, которое основало в IX в. русское государство, и к которому первоначально применялось имя руси, были действительно норманны или скандинавы, родом из Швеции». В русле такой нескрываемой автором тенденциозности ему, конечно, ничего не оставалось, как только горячо убеждать, что название Русь образовалось от Ruotsi (а эта форма, в свою очередь, от Roper) и что на Руси разговаривали на «скандинавско-русском наречии».
В связи же с тем, что в подтверждение этой гипотезы нет никаких реальных фактов, ибо, будь они известны науке, в ней, разумеется, давно бы воцарилось «всеобщее умиротворение», поставившее бы точку в варяго-русском вопросе, то Томсен перенесся в область предположений и догадок, при этом даже и не скрывая их надуманности. По его убеждению, шведы, ездившие к финнам, «могли назвать себя, - не в смысле определения народности, а по своим занятиям и образу жизни, - rops-menn или rops-karlar, или как-нибудь в этом роде, т.е. гребцами, мореплавателями». Со временем в Швеции это слово обратилось в имя собственное, которое финны - в первой его части - приняли за название народа. Восточные славяне, познакомившись со шведами через посредство финнов, отделявших их от моря, дали скандинавам то имя, которое узнали от соседей, т.е. Ruotsi-Русь. Еще бoльший вес в науке версии Куника придал затем другой датский лингвист А.Стендер-Петерсен, укрепляя ее в сознании коллег лишь только своим собственным авторитетом: «Я должен сразу же заявить, что считаю вопрос о происхождении термина Русь окончательно решенным», т.к. «единственно приемлемым с точки зрения строгой филологии является объяснение термина Русь как происходящего через финскую среду из древнешведского языка». И доказывающий как ее состоятельность, так и существование никому неведомого шведского народа русь - «das schvedische Ruotsi - oder Rus’-volk» - апелляцией к исследованиям Томсена, Арне, Экблома .
Показателен тот факт, что версию Куника в редакции Томсена и Стендер-Петерсена, не приняли, указывая на ее несоответствие науке, приверженцы норманской теории. Так, в 1903 г. немецкий востоковед Й.Маркварт отмечал, что финское Ruotsi было бы передано в русском языке скорее через Ручь, чем через Русь (А.А.Шахматов, хотя и оспаривал в 1919 г. мнение Маркварта, но вместе с тем вынужден был признать, что «диалектически могла быть известна передача Ruotsi и через Ручь»). В 1925 г. А.Л.Погодин подчеркивал, ссылаясь на мнение финского слависта Ю.Миккола, что область бытования финской формы с группой согласных ts в Ruotsi «очень маленькая» и не является основной, и что существование параллельных диалектических вариантов Ruossi, Ruohti, Ruotti, Ruovvi и древней литературной формы Ruotzi указывает на первоначальное сочетание ps, которое при переходе к славянам вряд ли бы вызвало появление с (s), а вероятнее образовало бы ч или ц. В 1929 г. В.А.Мошин напомнил вывод Г.А.Розенкампфа, «что слово rodhsin — гребцы даже в XVIII-м веке имело значение профессии и никогда не употреблялось в значении племенного термина, который мог бы вызвать образование финского и русского термина Ruotsi — Русь» (как констатировал в 1827 и 1839 гг. Розенкампф, рассмотрев все источники, где присутствовали гребцы-«ротси», что они не могли сообщить «свое имя России», при этом неподдельно изумляясь: «Еще удивительнее, что Шлецер мог так ошибиться и принимать название военного ремесла за имя народа» ).
В 1934?1939 гг. Е.А.Рыдзевская акцентировала внимание на том факте, «что название Русь с норманнами эпохи викингов генетически не связано и что они у себя на родине так не назывались, достаточно убедительно доказывается отсутствием всяких следов этого термина, как своего, в др.-сев. сагах… и особенно в рунических надписях». После чего исследовательница, указав, что «Русь» из «Ruotsi» небезупречно в фонетическом отношении», заключила, правомерно отсекая Ruotsi от Руси: «Что у финнов шведы - Ruotsi, и каково происхождение этого названия - вопрос другой; др.-сев. языку и письменности термин Русь, во всяком случае, совершенно чужд». В свою очередь крупнейший представитель эмиграции Г.В.Вернадский, говоря в 1943 г., что «никакого племени русов не было известно в Скандинавии и не упоминается в скандинавских сагах», выразил сомнение в том, что в соответствии с законами лингвистики возможна «такая трансмутация» ruotsi в Rus». «Возможно ли в действительности, - задавался вполне резонным вопросом ученый, - что скандинавы, пришедшие на Русь, взяли себе имя в той форме, которая была искажена финнами, встретившимися им на пути?». И если имя «русь» произошло от искаженного финского ruotsi, то как объяснить, завершал Вернадский свои рассуждения, что это название — в форме «рось» — «было известно византийцам задолго до прихода варягов в Новгород?» .
Показательна в рассматриваемом плане и та оценка, которую дают скандинавской этимологии имени «Русь» собственно лингвисты, т.е. именно специалисты в этимологических вопросах, да к тому же сторонники норманской теории. Так, в 1980?2002 гг. А.В.Назаренко продемонстрировал на основе данных верхненемецкой языковой традиции, что этноним «русь» появляется в южнонемецких диалектах не позже рубежа VIII—IX вв., «а возможно, и много ранее». А этот факт, по его справедливому замечанию, усугубляет трудности в объяснении имени «Русь» от финского Ruotsi. В 1997 г. академик О.Н.Трубачев, подытоживая, что «затрачено немало труда, но племени Ros, современного и сопоставимого преданию Нестора, в Скандинавии найти не удалось», подчеркнул: «Разумнее будет согласиться… скандинавская этимология для нашего Русь или хотя бы для финского Ruotsi не найдена». Напомнив мнение польского ученого Я.Отрембского, что норманская этимология названия «Русь» «является одной из величайших ошибок, когда либо совершавшихся наукой», наш выдающийся специалист заключил: «Сказано сильно, но, чем больше и дальше мы вглядываемся к этому «скандинавскому узлу», тем восприимчивее мы делаемся и к этому горькому суждению» .
В 2006 г. К.А.Максимович, проанализировав скандинавскую версию, пришел к выводу, что она совершенно не обоснованна лингвистически и «остается не более чем догадкой - причем прямых лингвистических аргументов в ее пользу нет, а косвенные нейтрализуются таким же (или даже бoльшим) количеством контраргументов». Отметив, что «в скандинавских источниках сложные rodsm?n и rodsbyggiar не встречаются вообще, а термин rodskarlar - жители Рослагена - засвидетельствован лишь с XV в. — при этом данный тип сложения, содержащий s, по соображениям исторической фонетики, не может быть древнее XIII в.»., ученый заключил: «Следовательно, даже если фин. Ruotsi было заимствовано от шведов, это не могло произойти ранее XIV в., когда этноним русь уже насчитывал как минимум пять веков письменной истории» .
Крупнейшие лингвисты-норманисты Запада также отрицают скандинавскую этимологию имени «Русь». Так, в 1973 г. Ю.Мягисте (Швеция), столкнувшись с «непреодолимыми» историко-фонетическими трудностями, отказался от мысли о скандинавской основе названия «Русь». В 1982 г. Г.Шрамм (ФРГ), «указав на принципиальный характер препятствий, с какими сталкивается скандинавская этимология, предложил выбросить ее как слишком обременительный для «норманизма» балласт» и сказал, что норманская теория «от такой операции только выиграет». В 2002 г. он же, охарактеризовав идею происхождения имени «Русь» от Ruotsi как «ахиллесова пята», т.к. не доказана возможность перехода ts в с, с особенным нажимом подчеркнул: «Сегодня я еще более решительно, чем в 1982 г. заявляю, уберите вопрос о происхождении слова Ruotsi из игры! Только в этом случае читатель заметит, что Ruotsi никогда не значило гребцов и людей из Рослагена, что ему так навязчиво пытаются доказать» .
Но несмотря на отрицательные заключения действительных профессионалов по поводу того, что Ruotsi не могло дать начало Руси, современные российские ученые-норманисты, преимущественно археологи, всеми силами стараются отстоять скандинавскую природу имени «Русь», выдавая его, по причине отсутствия такового в скандинавской истории, за «этносоциальный термин с доминирующим этническим значением», который якобы изначально был самоназванием приплывших на землю западных финнов скандинавов, ставшим исходным для западнофинского ruotsi/ruootsi, в славянской среде якобы перешедшего в «русь». Так, в 1973 г. филолог А.И.Попов отдал предпочтение гипотезе, объясняющей происхождение имени «Русь» из Ruotsi, в свою очередь будто бы возникшего из шведского roods-(karla) ? гребцы. В 1979 г. филолог Г.А.Хабургаев, отстаивая ту же версию и вместе с тем требуя предать «забвению» иные точки зрения, бездоказательно уверял, что авторы ранних погодных записей ПВЛ хорошо ощущали иноязычное происхождение термина «Русь» и связывали его с норманскими колонистами . В 1982?1986 гг. археолог Д.А.Мачинский утверждал, что Ruotsi, Rots восходят либо к древнегерманскому drott («дружина, вождь»), либо к древнескандинавскому roods («гребцы»), либо к Roslagen (часть береговой полосы шведской области Упланда напротив Финского залива), и что именно в Ладоге был первый центр того этносоциального организма, который обозначается в летописи как Русь, и во главе которой стоял норманн Рюрик .
В 1985—1986 гг. археологи Г.С.Лебедев, А.Н.Кирпичников, И.В.Дубов убеждали, что термин «русь», первоначально обозначавший «войско, дружина», возник из Ruotsi в середине VIII в. среди смешанного славяно-финско-скандинавского населения Южного Приладожья и вскоре стал обозначать восточнославянский «надплеменной дружинно-торговый общественный слой», куда входил скандинавский компонент, полностью растворившийся в конце X — начале XI века . Особую активность в пропаганде идеи связи Руси с Ruotsi проявляют филолог Е.А.Мельникова и археолог В.Я.Петрухин. Твердо полагая, что Ruotsi, Rootsi «закономерно дает в древнерусском языке русь» и что «эти названия восходят к др.-сканд. словам с основой *rops-, ropsmenn, ropsmarpr, ropskarl со значением «гребец, участник похода на гребных судах», они заключают, нисколько не скрывая гипотетического характера своих умозаключений: «Так, предполагается, называли себя скандинавы, совершавшие в VII?VIII вв. плавания в Восточную Прибалтику и в глубь Восточной Европы, в Приладожье, населенные финскими племенами», которые, первыми познакомившись со скандинавами, «усвоили их самоназвание в форме ruotsi, поняв его как этноним…», и уже от них восточные славяне заимствовали это имя, которое приобрело в их «языке форму русь» (при этом Петрухин утверждает, вопреки известным фактам, о существовании «данных прямых источников о скандинавском происхождении названия русь», о согласовании летописцем «предания о происхождении руси из Скандинавии… с общим этноисторическим контекстом») .
Помимо вышеприведенных заключений лингвистов-норманистов, указывающих на полнейшую ненаучность скандинавской версии происхождения имени «Русь», ее отвергают следующие, причем хорошо всем известные факты. Во-первых, как напомнил в 1967 г. И.П.Шаскольский, слово Ruotsi «точно зафиксировано лишь в финском языке нашего времени (фактически начиная с XVI—XVII вв., более ранних письменных памятников финского языка нет) и неизвестно, существовало ли это слово в финском языке IX - XI вв.» , т.е. неизвестно, называли ли финны в это время скандинавов «Ruotsi». Во-вторых, норманны в Западной Европе также, как и в Восточной Европе, многократно плавали по рекам, например, Сене, Шельде, Сомме, Лауре, Гаронне, Адуре, Маасе, Рейну, Эльбе, Вьенне, проникая в глубь континента, а также рекам Англии и Ирландии - Темзе, Банн, Лиффей, Бейн, Шаннон, но гребцами-русью они там местному населению не представлялись, а это означает, что так себя они никогда не именовали.
В-третьих, непричастность финского Ruotsi к Руси особенно видна на фоне давнего присутствуя имени «Русь» на юге Восточной Европы. Так, готский историк VI в. Иордан применительно к событиям IV в. называет в районе Поднепровья племя «росомонов» («народ рос»), которое чаще сближают с роксоланами, тем самым признавая их ираноязычными. Сирийский автор VI в. Псевдо-Захарий (или Захарий Ритор) в «Церковной истории» называет народ «рус» (hros), живущий к северу от Кавказа . Мухаммед Бал’ами в 963 г. составил на персидском языке сокращенную обработку многотомной «Истории пророков и царей» ат-Табари (838—923), доведенной до 912—913 гг., где в связи с событиями 643 г. названы «русы, которые суть враги целому миру, в особенности же арабам…». Не позже 40-х гг. IX в. арабский писатель Ибн Хордадбех записал, что русские купцы представляют собой «разновидность славян» и привозят товары в Багдад, где их переводчиками «являются славянские слуги-евнухи». В византийском «Житии святого Стефана Сурожского» речь идет о нападении на Сурож «рати великой русской» в конце VIII или самом начале IX века. В другом «Житии святого Георгия Амастридского» констатируется, применительно к 20?40-м гг. IX в., широкая известность руси на берегах Черного моря: «Было нашествие варваров, руси, народа, как все знают, в высшей степени дикого и грубого, не носящего в себе никаких следов человеколюбия» .
Приведенные известия, повествующие о присутствии руси в Прикаспийско-Черноморском регионе и пребывании ее представителей в Багдаде в дорюриково время, преимущественно связаны с Русью Прикаспийской и с Русью Приазовской (Черноморской). И эти Русии были реальными политическими образованиями, оставившими яркий след в памяти византийского и арабо-персидского мира, в археологии и лингвистике. О их существовании вели речь в прошлом и настоящем Л.В.Падалко, В.А.Пархоменко, Г.В.Вернадский, Д.Т.Березовец, О.Н.Трубачев, К.А.Максимович и др. Лингвист О.Н.Трубачев заострял внимание на том факте, что в ономастике «Приазовья и Крыма испокон веков наличествуют названия с корнем Рос-», и видел в Азовско-Черноморской Руси реликт индоарийских племен, населявших Северное Причерноморье (в древней местной традиции именуемое «Белой, Светлой стороной», от индоарийского бессуфиксного *ruksa-, изменившегося в *ru(s)sa- в результате упрощения согласных) во II тыс. до н.э. и отчасти позднее (например, *tur-rus- или «тавро-русы»), считая, что с появлением здесь в довольно раннее время славян этот древний этноним стал постепенно прилагаться к ним .
Кузьмин, опираясь на показания многочисленных источников, продемонстрировал реальность бытия в Восточной и Западной Европе во второй половине I — начале II тысячелетия н.э. большое число этнически неоднородных Русий. Это прежде всего четыре Руси на южном и восточном побережьях Балтийского моря: о. Рюген-Русия, устье Немана, устье Западной Двины, западная часть Эстонии ? провинция Роталия-Русия и Вик с островами Эзель и Даго. А также Русь Прикарпатская, Русь Салтовская, Русь Причерноморская, Русь Подунайская (Ругиланд-Русия-Русская марка), Русь Пургасова. К этим Русиям самое непосредственное отношение имели аланы-русь, связанные с иранским миром, и руги, имя которых почти повсюду было вытеснено именем «русь». Кузьмин отмечает, что руги-русь не были ни славянами, ни германцами, и относит их к вендо-герульским племенам, ассимилированным славянами примерно в VI?IХ веках .

Ломоносов М.В. Полн. собр. соч. Т. 6. С. 33; Гедеонов С.А. Указ. соч. С. 291.

Полевой Н.А. История русского народа. Т. I. М., 1997. С. 85; Томсен В. Указ. соч. С. 80, 82.

См. напр.: Браун Ф.А. Указ. соч. С. 306-307, 320; Вернадский Г.В. Указ. соч. С. 285, 340; Шаскольский И.П. Современные норманисты о русской летописи // Критика новейшей буржуазной историографии. Вып. 3. М., Л., 1961. С. 349; его же. Норманская теория в современной буржуазной науке. С. 64; Петрухин В.Я. Начало этнокультурной истории… С. 27, 52; его же. «От тех варяг прозвася…» // Родина. 1997. № 10. С. 14; его же. Древняя Русь: Народ. Князья. Религия // Из истории русской культуры. Т. I (Древняя Русь). М., 2000. С. 87, 100; Петрухин В.Я., Раевский Д.С. Очерки истории народов России в древности и раннем средневековье. М., 1998. С. 260, 272; Мельникова Е.А. Зарубежные источники по истории Руси как предмет исследования // Древняя Русь в свете зарубежных источников. С. 12; Франклин С., Шепард Д. Начало Руси. 750?1200 / Под ред. Д.М.Буланина. СПб., 2000. С. 51-52.

. Миллер Г.Ф. О происхождении имени и народа российского // Фомин В.В. Ломоносов: Гений русской истории. М., 2006. С. 396; Ломоносов М.В. Замечания на диссертацию Г.Ф.Миллера «О происхождении имени и народа российского» // Там же. С. 401, 408, 410-411, 414.

Эверс Г. Предварительные критические исследования для российской истории. Кн. 1-2. М., 1826. С. 111; Голлман Г.Ф. Рустрингия, первоначальное отечество первого российского великого князя Рюрика и братьев его. М., 1819. С. 28-29; Сенковский О.И. О происхождении имени руссов // Его же. Собрание сочинений. Т. VI. СПб., 1859. С. 152.

Kunik E. Die Berufung der schwedischen Rodsen durch die Finnen und Slawen. Bd. I. SPb., 1844. S. 163-167.

Ламанский В.И. О славянах в Малой Азии, в Африке и в Испании. СПб., 1859. С. 52-53; Гедеонов С.А. Указ. соч. С. 288-305, 393, примеч. 22.

Погодин М.П. Г. Гедеонов и его система происхождения варягов и руси. СПб., 1864. С. 6; Бестужев-Рюмин К.Н. Русская история. Т. 1. СПб., 1872. С. 93; Дополнения А.А. Куника // Дорн Б. Каспий. СПб., 1875. С. 430-442, 670-673; Гедеонов С.А. Указ. соч. С. 290.

ТомсенВ. Указ. соч. С. 19-20, 82-87, примеч. 73 на с. 73; Stender-Petersen A. Die Varagersage als Quelle der altrussischen Chronik. Aarhus, 1934. S. 48-49; idem. Varangica. S. 79-81, 83, 91, 242-245; idem. Anthology of Old Russian Literature. P. 9, note c; idem. Das Problem der altesten byzantinisch-russisch-nordischen Beziehungen. Р. 179, 188; idem. Var?gersporgsmalet // Viking. Bd. XXIII. Oslo, 1959. S. 46-51, 54-55; idem. Der alteste russische Staat // Historische Zeitschrift. Bd. 191. H. 1. Munchen, 1960. S. 11-13; Стендер-Петерсен А. Ответ на замечания В.В. Похлебкина и В.Б. Вилинбахова // Kuml. 1960. Aarhus, 1960. S. 151.

Шахматов А.А. Древнейшие судьбы русского племени. С. 52, примеч. 1; Погодин А.Л. Вопрос о происхождении имени Русь // Сборникъ въ честь на Василь Н. Златарски. София, 1925. С. 271; Мошин В.А. Главные направления в изучении варяжского вопроса за последние годы // Sbornik praci I sjezdu slovankych filologu v Praze 1929. Svarek II. Praha, 1931. С. 618.

Розенкампф Г.А. Объяснение некоторых мест в Нестеровой летописи. СПб., 1827. С. 20, 22; его же.Обозрение Кормчей книги в историческом виде. Изд. 2-е. СПб., 1839. С. 252-253.

Рыдзевская Е.А. К варяжскому вопросу. (Местные названия скандинавского происхождения в связи с вопросом о варягах на Руси) // Известия Академии наук СССР. Отделение общественных наук. VII серия. № 8. Л., 1934. С. 628, примеч. 1; ее же. Древняя Русь и Скандинавия в IХ?ХIV вв. // Древнейшие государства на территории СССР. Материалы и исследования. 1978 г. М., 1978. С. 140-141; Вернадский Г.В. Указ. соч. С. 285-286, 340.

Назаренко А.В. Об имени «Русь» в немецких источниках IX?XI вв. // ВЯ. 1980. № 5. С. 46, 50, 54-57; его же. Имя «Русь» и его производные в немецких средневековых актах (IX?XIV вв.): Бавария?Австрия // ДГ. 1982 г. М., 1984. С. 88, 93, 96, 104-106; его же. Докиевский период истории Восточной Европы в «Handbuch der Geschichte Ru?lands» (ФРГ) // Там же. 1983 г. М., 1984. С. 241; его же. Происхождение др.-русск. «Русь»: состояние проблемы и возможности лингвистической ретроспективы // Х Всесоюзная конференция… С. 127-128; его же. Немецкие латиноязычные источники… Коммент. 48 на с. 41, коммент. 38 на с. 83; его же. Древняя Русь на международных путях: Междисциплинарные очерки культурных, торговых, политических связей IX?XII вв. М., 2001. С. 49; его же. Две Руси IX века // Родина. 2002. № 11-12. С. 20; NazarenkoA. Rus’ // Lexikon des Mittelalters. Bd. VII. Munchen, 1995. S. 1112-1113; Прицак О.И. Происхождение названия RUS/RUS? // ВЯ. 1991. № 6. С. 129; Трубачев О.Н. В поисках единства. Взгляд филолога на проблему истоков Руси. М., 1997. С. 241-243.

Максимович К.А. Происхождение этнонима Русь в свете исторической лингвистики и древнейших письменных источников // ?????????. Юбилейный сборник в честь 60-летия проф. И.Е. Чичурова. М., 2006. С. 14-56.

НазаренкоА.В. Goehrke C. Fruhzeit des Ostslaventums // Unter Mitwirkung von U.Kalin. Darmstadt, «Wissenschaftlche Buchgesellschaft», 1992 (=Ertrage der Forschung. Bd. 277) // Средневековая Русь. Вып. I. М., 1996. С. 177; Schramm G. Altrusslands Anfang. Historische Schlusse aus Namen, Wortern und Texten zum 9. und 10. Jahrhundert. Freiburg, 2002. S. 101, 107.

Попов А.И. Названия народов СССР. Введение в этнонимику. М., 1973. С. 48-50, 57, 59-63; Хабургаев Г.А. Этнонимия «Повести временных лет» в связи с задачами реконструкции глоттогенеза. М.,1979. С. 215-226.

Мачинский Д.А. О времени и обстоятельствах первого появления славян на Северо-Западе Восточной Европы по данным письменных источников // Северная Русь и ее соседи в эпоху средневековья. Л., 1982. С. 16, 18, 20, 24; его же. О месте Северной Руси в процессе сложения Древнерусского государства и европейской культурной общности // Археологическое исследование Новгородской земли. Л., 1984. С. 10, 15-20; его же. Этносоциальные и этнокультурные процессы в Северной Руси (период зарождения древнерусской народности) // Русский Север. Проблемы этнокультурной истории, этнографии, фольклористики. Л., 1986. С. 24-26.

Лебедев Г.С. Эпоха викингов в Северной Европе. Историко-археологические очерки. Л., 1985. С. 189-190, 195-197, 224-227; Кирпичников А.Н., Дубов И.В., Лебедев Г.С. Русь и варяги (русско-скандинавские отношения домонгольского времени) // Славяне и скандинавы. М., 1986. С. 202-205.

Петрухин В.Я. Комментарии // Ловмяньский Х. Русь и норманны. М., 1985. Коммент. * к с 179 на с. 279, коммент. * к с 180 на с. 280; Мельникова Е.А., Петрухин В.Я. Славяно-фенно-скандинавские этноязыковые контакты в раннее средневековье // Х Всесоюзная конференция по изучению истории, экономики, литературы и языка скандинавских стран и Финляндии. Тезисы докладов. Ч. 1. М., 1986. С. 129; их же. Название «Русь» в этнокультурной истории Древнерусского государства (IX?X вв.) // ВИ. 1989. № 8. С. 24-38; их же. Скандинавы на Руси и в Византии в X—XI веках: к истории названия «варяг» // Славяноведение. 1994. № 2. С. 56-68; Петрухин В.Я. Начало этнокультурной истории… С. 109, 242-243; его же. Скандинавия и Русь на путях мировой цивилизации // Путь из варяг в греки и из грек… М., 1996. С. 9, 12; его же. «Из варяг в греки»: начало исторического пути России // Славянский альманах. М., 1997. С. 64-65; его же. Древняя Русь. С. 79-80, 86, 106-107, 116, 120; Петрухин В.Я., Раевский Д.С. Указ. соч. С. 252, 271, 283; Мельникова Е.А. Зарубежные источники… С. 12-13; ее же. Варяжская доля // Родина. 2002. № 11-12. С. 30-32; Константин Багрянородный. Об управлении империей (Текст, перевод, комментарий) / Под ред. Г.Г.Литаврина, А.П.Новосельцева. М., 1989. С. 295, 297-299, 300, 305-307; Справочник учителя истории. 5-11 классы / Авт.–сост. М.Н.Чернова. М., 2008. С. 71, 73; и др.

Шаскольский И.П. Вопрос о происхождении имени Русь в современной буржуазной науке // Критика новейшей буржуазной историографии. Вып. 10. Л., 1967. С. 156, примеч. 103.

Иордан. О происхождении и деяниях гетов (Getica). СПб., 1997. С. 86; Пигулевская Н.В. Сирийские источники по истории народов СССР. М., Л., 1941. С. 166; ее же. Имя «рус» в сирийском источнике VI в. // Академику Б.Д.Грекову ко дню семидесятилетия. М., 1952. С. 42-48.

Гаркави А.Я. Сказания мусульманских писателей о славянах и русах (с половины VII века до конца X века по Р.Х.). СПб., 1870. С. 74; Хрестоматия по истории России с древнейших времен до 1618 г. / Под ред. А.Г.Кузьмина, С.В.Перевезенцева. М., 2004. С. 93-94, 111-112.

Трубачев О.Н. Лингвистическая периферия древнейшего славянства: Индоарийцы в Северном Причерноморье // Вопросы языкознания. 1977. № 6. С.13-29; его же. Indoarica в Северном Причерноморье: Источники. Интерпретация. Реконструкция // Там же. 1981. № 2. С. 3-21; его же. К истокам Руси. М., 1993; его же. В поисках единства. С. 184-265.

Кузьмин А.Г. «Варяги» и «Русь» на Балтийском море // ВИ. 1970. № 10. С. 28-55; его же. Об этнической природе варягов (к постановке проблемы) // ВИ. 1974. № 11. С. 54-83; его же. Одоакр и Теодорих // Дорогами тысячелетий. Сборник исторических очерков и статей. Кн. 1. М., 1987. С. 103-129; его же. Падение Перуна. С. 4-5, 12, 129-138; его же. Руги и русы на Дунае // Средневековая и новая Россия. СПб., 1996. С. 130-147; его же. От моря до моря // Мир истории. М., 2002. № 4/5. С. 32-47; его же. Два вида русов в юго-восточной Прибалтике // Сб. РИО. Т. 8 (156). С. 192-213; его же. История России… С. 77, 93-106, 163-165; его же. Начало Руси. С. 93-94, 160-161, 242-313, 333-335; Фомин В.В. Варяги и варяжская русь: К итогам дискуссии по варяжскому вопросу. М., 2005. С. 422-461; его же. Народ и власть в эпоху формирования государственности у восточных славян // Отечественная история. 2008. № 2. С. 170-189; Королев А.С. Можно ли ставить точку в изучении проблемы Приазовской Руси? // Сб. РИО. Т. 10 (158). Россия и Крым. М., 2006. С. 88-102.

Среди перечисленных Русий, к которым скандинавы не имели никакого отношения, и следует, естественно, искать ту Русь, представители которой переселились в Южное Приильменье и основали Старую Руссу, передав при этом свое имя ряду топо- и гидронимов ее округи. И в силу территориальной близости прежде всего среди тех, которые были расположены в Балтийском Поморье и где проживали славянские и славяноязычные народы, и из числа которых восточнославянские и угро-финские племена пригласили в 862 г., согласно показаниям ПВЛ, варягов и варяжскую русь (летопись поселяет варягов рядом с «землей Агнянской» , а так именовали южную часть Ютландского полуострова, где обитали до своего переселения в Британию англо-саксы, т.е. размещает их на южном берегу Балтийского моря. Отсюда «земля Агнянска» летописи, сохранившаяся в названии нынешней провинция Angeln земли Шлезвиг-Голштейн ФРГ). То, что языком варягов и руси был именно славянский язык, видно из того факта, что по своему прибытию в северо-западные пределы Восточной Европы они возводят там города, которым дают чисто славянские названия: Новгород, Белоозеро, Изборск (в 1972 г. польский лингвист С.Роспонд констатировал совершенное отсутствие среди названий древнерусских городов IX - X вв., основанных варягами и варяжской русью, «скандинавских названий» ), к тому же летописец конца Х в. подчеркивает, что «словеньскый язык и рускый одно есть…». На выход варягов и варяжской руси с территории Южной Балтики указывают, помимо русских источников (ПВЛ, «Сказание о князьях владимирских», Синопсис, Иоакимовская летопись и др.), большое число источников западноевропейских.
Так, немецкие авторы С.Мюнстер и С.Герберштейн в 1544 и 1549 гг. в качестве родины варягов назвали южнобалтийскую Вагрию. И первый произнес как давно известную всем истину, что Рюрик, приглашенный на княжение на Русь, был из народа «вагров» или «варягов», главным городом которых являлся Любек: «…einer mit Namen Rureck au - den Folkern Wagrii oder Waregi genannt (deren Haupstatt war Lubeck)». Второй говорил, что родиной варягов могла быть «область вандалов со знаменитым городом Вагрия» (германские источники называют балтийских и полабских славян «венедами» и «вандалами»), граничившая с Любеком и Голштинским герцогством. И эти «вандалы, - завершает Герберштейн свою мысль, - не только отличались могуществом, но и имели общие с русскими язык, обычаи и веру, то, по моему мнению, русским естественно было призвать себе государями вагров, иначе говоря, варягов, а не уступать власть чужеземцам, отличавшимся от них и верой, и обычаями, и языком» . В той или иной редакции эту информация затем повторяли в XVI - XVII вв. поляк М.Стрыйковский, французы Ж.Маржерет, К.Дюре и Ф.Брие, немец А.Майерберг и др.
Параллельно с тем в Германии с XVI в. идут генеалогические разыскания, выявившие славянские корни немецких княжеств. Занятия генеалогией постепенно перерастают у немецких ученых в весьма устойчивый и целенаправленный интерес к прошлому южнобалтийских славян, результатом чего стало установление их теснейшей связи со славянами Восточной Европы. Так, Б.Латом (1560?1613) и Ф.Хемниц (1611?1687) констатировали, что Рюрик - родоначальник династии Рюриковичей на Руси - жил около 840 г. и был сыном ободритского князя Годлиба (по другим вариантам, приведенным позже, Годелайва, Годелейба), убитого датчанами в 808 г. при взятии главного города ободритов Рарога , расположенного у Висмарского залива, и который датчане именовали Рериком (ободриты-бодричи-рериги - одно из самых могущественнейших славянских племен Южной Балтики. О степени его влияния на Балтике вообще говорит тот факт, что отцом Ингигерды, жены Ярослава Мудрого, был, сообщает хронист XI в. Адам Бременский, шведский конунг Олав Шётконунг, а матерью Эстрид, дочь ободритского князя). О выходе Рюрика из пределов Южной Балтики говорили в конце XVII - первой половины XVIII в. немецкие историки М.Преторий, И.Хюбнер, Г.В.Лейбниц, Ф.Томас, Г.Г.Клювер, М.И.Бэр, С.Бухгольц, датчанин А.Селлий и др.
Выход варягов и варяжской руси с территории Южной Балтики подтверждает массовый археологический, нумизматический, антропологический и лингвистический материал, показывающий, что у восточных славян из всех балтийских народов именно с южнобалтийскими славянами существовали самые древние и самые широкие связи. Так, керамика южнобалтийского облика (фельдбергская и фрезендорфская) распространена на огромной территории Восточной Европы. Она доходила до Верхней Волги и Гнездова на Днепре, и массово фиксируется, в свете данных, приведенных, например, археологами Я.В.Станкевич, Е.Н.Носовым, Г.П.Смирновой, С.В.Белецким, В.В.Седовым, в древнейших горизонтах культурного слоя многих памятников Северо-Западной Руси ? Старой Ладоги, Изборска, Рюрикова городища, Новгорода, Луки, Белоозера и других (с VII в. фельдбергская керамика, которую назвали из-за ее высоких технических и эстетических качеств «мейсенским фарфором средневековья», производилась прежде всего в Средней Померании, между реками Варновом и Парсентой. Этот тип керамики преобразовался в керамику фрезендорфского типа, появившегося в Волине с IX в.).
В 1922 г. археолог А.А.Спицын, принимая в расчет специфические особенности славянских древностей Северо-Западной Руси, пришел к выводу, что эта территория заселялась в том числе и южнобалтийскими славянами, которым в VIII - IX вв. под давлением немцев «пришлось поневоле уходить из насиженных мест», что это движение могло идти и морем и что оно могло начаться ранее VIII века. В 1963 г. В.Б.Вилинбахов, обратив внимание на то обстоятельство, что сопки славян «волховского типа группируются вдоль водных систем, непосредственно связанных с Балтийским морем», высказал мысль, что «словены появились в Приладожье со стороны Балтийского моря, непосредственно из западнославянских земель» (по его мнению, данное событие произошло в VI - VII вв.). В 1964 и 1968 гг. В.Д.Белецкий присутствие южнобалтийского керамического материала в раскопах Пскова объяснял переселением в эти места славян «из северных областей Германии». В 1970 г. В.В.Седов, основываясь на сосудах нижнего горизонта Ладоги и Псковского городища, пришел к выводу «о происхождении новгородских славян с запада, из Венедской земли». В 1971 г. В.Л.Янин и М.Х.Алешковский говорили о наличии среди новгородского населения «балто-славянского контингента», пришедшего с запада. В 1974 г. Г.П.Смирнова, исходя из анализа керамики Новгорода и поморских славян, поддержала мнение о заселении Новгородской земли выходцами из северных районов Висло-Эльбского междуречья. В 1977 и 1982 гг. В.М.Горюнова, характеризуя западнославянские формы раннекруговой керамики Новгорода и Городка на Ловати, указала, что керамика этих форм, «скорее всего, принесена сюда выходцами с южного побережья Балтики» водным торговым путем (в 2001 г. один из активных норманистов современности Г.С.Лебедев уже допускал, учитывая последние археологические данные, «начальное появление славян именно в низовьях Волхова, что заставляет вспомнить гипотезу В.Б.Вилинбахова о «морском» пути расселения славян из юго-западной Балтики» ).
В 1979?1980 гг. С.В.Белецкий связал появление керамики южнобалтийского типа в Изборске с его основанием (рубеж VIII - IX вв.), а в конце IX в. в Пскове - со временем кратковременного затухания Изборска. В новой группе населения в Пскове (вторая половина Х в.) ученый также видит южнобалтийских славян. В 1980 и 1982 гг. К.М.Плоткин отметил, что «в генезисе древнерусского населения Псковщины участвовали западнославянские этнические элементы». В 1982 г. немецкий археолог Й.Херрман (ГДР) высказался в пользу того, что южнобалтийские славяне могли переселиться в Новгород и Старую Ладогу. В 1988 г. Е.Н.Носов, констатируя прибытие в VIII в. в центральное Приильменье новой группы славян с развитым земледельческим укладом хозяйства, предположил, что переселенцы могли прийти с территории современного Польского Поморья. Через два года он отметил наличие «культурных связей поморских славян и населения истока р. Волхова». В 1990 г. С.В.Белецкий отметил, что на Труворовом городище «в VIII - IX вв. находился ремесленно-торговый протогородской центр, основанный славянскими переселенцами с территории междуречья нижней Эльбы и Одера».
С заключениями археологов абсолютно совпадают выводы антропологов. В 1969 г. В.П.Алексеев установил факт наличия среди населения Северо-Западной Руси выходцев с южнобалтийского Поморья. В 1974 г. Т.И.Алексеева резюмировала, что краниологические серии с территории Северо-Запада «тяготеют к балтийскому ареалу форм в славянском населении». В 1977 и 1982 гг. В.В.Седов конкретизировал это заключение: «Ближайшие аналогии раннесредневековым черепам новгородцев обнаруживаются среди краниологических серий, происходящих из славянских могильников Нижней Вислы и Одера». К тому же типу, добавляет ученый, относятся и черепа из курганов Ярославского и Костромского Поволжья, активно осваиваемого новгородцами. Антропологические исследования, проведенные в 1977 г. Ю.Д.Беневоленской и Г.М.Давыдовой среди населения Псковского обозерья, отличающегося стабильностью (малое число уезжающих из деревень) и достаточно большой обособленностью, показали, что оно относится к западнобалтийскому типу, который «наиболее распространен у населения южного побережья Балтийского моря и островов Шлезвиг-Гольштейн до Советской Прибалтики». В 1995 г. антрополог Н.Н.Гончарова специальным исследованием доказала генетические связи новгородских словен с балтийскими славянами, а ее учитель Т.И.Алексеева в 1999 г. увидела в них исключительно «переселенцев с южного побережья Балтийского моря, в последствии смешавшиеся уже на новой территории их обитания с финно-угорским населением Приильменья».
В середине 1980-х гг. лингвист А.А.Зализняк, основываясь на данных берестяных грамот, запечатлевших разговорный язык новгородцев XI—XV вв., заключил, что древненовгородский диалект отличен от юго-западнорусских диалектов, но близок к западнославянскому, особенно севернолехитскому. В 2003 г. академик В.Л.Янин подытоживал, что «поиски аналогов особенностям древнего новгородского диалекта привели к пониманию того, что импульс передвижения основной массы славян на земли русского Северо-Запада исходил с южного побережья Балтики, откуда славяне были потеснены немецкой экспансией». Эти наблюдения, обращал внимание выдающийся археолог, «совпали с выводами, полученными разными исследователями на материале курганных древностей, антропологии, истории древнерусских денежно-весовых систем и т.д.» Генетическая близость населения Северо-Западной Руси и Балтийского Поморья находит дополнительное подтверждение в характере металлических, деревянных и костяных изделий, в характере домостроительства (такой вывод был сделан Седовым при изучении Изборска, где домостроительство представлено в основном наземными срубными постройками с печью в углу, расположением построек по периметру площадки городища вдоль вала, наличие свободного центра) и в конструктивных особенностях (решетчатая деревянная конструкция) оборонительного вала (Старая Ладога, Новгород, Псков, Городец под Лугой), распространенных в конце I тысячелетия н.э. только в указанных регионах. На Рюриковом городище и в Ладоге открыты хлебные печи, сходные с печами городов нынешнего польского Поморья.
Что из себя представляла Южная Балтика до времени, во время и после призвания, видно из показаний германских хронистов и данных археологии. Примерно с VIII в. она выходит на первый план в экономическом развитии Поморья в целом. Так, немецкий археолог Й.Херрман отмечал «беспрецедентный экономический подъем», развернувшийся у южнобалтийских славян в VII - XI вв., «в течение которого многократно возросли производительные силы и численность населения. Для некоторых областей рост сельскохозяйственного производства исчисляется четырех-шестикратным увеличением». Подобная ситуация вызвала раннее - с VIII в. - и интенсивное развитие у балтийских славян большого числа городов, располагавшихся на торговых путях и ставших в будущем ядром Ганзейского союза. Своими размерами и численностью населения эти торговые города поражали воображение иностранцев. Так, Рарог-Рерик немцы именовали Микилинбургом (Великим городом, Велигардом). А «знаменитейший», по словам хронистов, Волин, лежащий в юго-восточной части одноименного острова, что против устья Одры, европейцы называли самым большим городом «из всех имевшихся в Европе городов» и сравнивали с Константинополем.
Южнобалтийские славяне, будучи наиболее развитым мореходным народом на Балтике, зарекомендовали себя отчаянными пиратами, с огромной выгодой для себя грабя прибрежные земли (и проникая далеко вглубь их) и разбойничая на море (особенно этим славились вагры и руяны-руги-русь). Прекрасно зная это море, они являлись его хозяевами. Так, ПВЛ именует его Варяжским морем. С.Герберштейн, посетивший южнобалтийскую Вагрию в январе-апреле 1516 г., от потомков вагров узнал, что «Балтийское море и получило название от этой Вагрии». Й.Херрман, констатируя, что «Варяжским, Славянским и Русским морем именуют Балтику арабские историки, подчеркнул, что «для западной ее части у немцев со временем установилось название Mare Rugianorum, что значит «море руян», рюгенских славян» , т.е. море русских. Южнобалтийские славяне в VII - IX вв. прокладывают торговые пути по Балтийскому морю и за его пределы и задают тон в северо- и восточноевропейской торговле. И лишь много лет спустя в эту торговлю будут втянута какая-то часть скандинавов, преимущественно, как вытекает из показаний нумизматики, жителей островов Борнхольма и Готланда.
То, что именно славяне приобщили скандинавов к торговле, говорит факт заимствования ими славянских слов, связанных с этой деятельностью: «torg» - торг, рынок, торговая площадь, «besman» - безмен, «sobel» - соболь, «silki» - шелк, «lodhia» - ладья, «loka» - лука, хомут, «sodull» - седло, «tolk» - объяснение, перевод, переводчик, толковин, «pitschaft» - печать и др. (от славянского «пором» произошли норвежское «pram» и немецкое «Prahm». Известный зарубежный исследователь Г.Фальк констатировал в 1912 г., что от южнобалтийских славян скандинавы заимствовали ряд морских терминов) . В целом, по признанию самих же норманистов, славянские слова в скандинавском охватывают «наиболее полно и представительно - торговую (включая и транспортную) сферу культуры» . Исходя из того, что слово «torg» распространилось по всему скандинавскому северу, до Дании и Норвегии, то «мы должны признать, - резонно заключал в 1912 г. С.Н.Сыромятников, - что люди, приходившие торговать в скандинавские страны и приносившие с собою арабские монеты, были славянами» .
Но прежде всего южнобалтийские славяне вели торговлю со своими восточноевропейскими сородичами, результатом чего стали как открытие Балто-Волжского и Балто-Днепровского торговых путей, так и переселение определенной части славянского и славяноязычного населения Южной Балтики на восток. О первых их попытках проникновения в район Северо-Западной Руси говорит уникальная каменно-земляная крепость в устье Любши, в 2 км севернее Старой Ладоги, возведение которой археологи связывают с появлением здесь в конце VII - первой половине VIII в. нового населения . Массовый колонизационный поток с южного побережья Балтики в Восточную Европу, вобравший в себя как славянские, так и неславянские народы (в частности, фризов), как собственно варягов, так и выходцев из балтийских Русий (отсюда, пояснял А.Г.Кузьмин, «двойное наименование переселенцев - варяги-русь»), двинулся под давлением Франкской империи в конце VIII в. Собой он захватил Скандинавский полуостров (так, фельдбергская керамика известна в большом количестве вплоть до Средней Швеции, а в Х в. она преобладала в Бирке) и вовлек в свою орбиту какую-то часть его жителей, что дополнительно объясняет неславянский налет на варяго-русских древностях.
Вторая волна миграции южнобалтийских славян в пределы Северо-Западной Руси датируется археологическим материалом серединой IX века. Беря во внимание заключения специалистов, отметивших появление керамики южнобалтийского типа и южнобалтийских славян в ряде центров Северо-Западной Руси в Х в., надлежит вести речь еще о нескольких волнах их переселения на данную территорию. Переселение середины IX в. и получило отражение в ПВЛ как призвание варягов и варяжской руси, как призвание Рюрика с братьями . И это событие было обусловлено рядом причин, в том числе и тем, что «наши пращуры», как отметил в 2007 г. академик В.Л.Янин, призвали Рюрика из пределов Южной Балтики, «откуда многие из них и сами были родом. Можно сказать, они обратились за помощью к дальним родственникам» .
С переселенческими потоками, идущими с Балтийского Поморья, и могло быть связано основание Старой Руссы. Могло быть и так, что в момент призвания Рюрика район Старой Руссы был уже заселен какой-то русью, по имени которой она и прозвалась и память о чем не затерялась в веках. И эта память отразилась в информации С.Герберштейна, посещавшего Россию в 1517 и 1526 гг., что «Руса, некогда называвшаяся Старой Руссией (т.е. давней или древней Руссией. - В.Ф.), древний городок под владычеством Новгорода…» . В 1749 г. М.В.Ломоносов убеждал Миллера, что «Старая Руса издревле называемый, довольно показывает оныя в сем справедливость и что прежде Рурика жил тут народ руссы или россы, или по-гречески роксоланы называемый» . Тем более, что исходных Русий для того было несколько, да и не все пути от них к южным берегам озера Ильмень вели через Ладогу и Новгород.
Нельзя забывать, что существовали еще сухопутные или «горные» пути, давно и активно связывающие Балтику с Северо-Западной Русью. Так, в новгородских источниках очень часто упоминаются три таких пути - Вотский, Лужский и Псковский, исходными пунктами которых со стороны Запада являлись соответственно Ревель, Нарва и южнобалтийские города. Из них самым главным и самым важным был Псковский, связывающий Русь с Южной Балтикой, и сохранивший свое значение во времена Ганзейского союза . По нему издревле через Литву в Новгород и Псков шли, как отмечают историки, купцы из Любека, Ростока, Стральзунда, Гринсвальда, Штеттина и других городов балтийского Поморья (а от Пскова до Старой Руссы рукой подать и по суше и по воде: р. Шелонь-«Соленая» связывала Псковские земли с о. Ильменем ). Насколько далеко южнее Ильменя продвинулись южнобалтийские славяне, видно из материалов Гнездова. В 1977 г. Е.В.Каменецкая, подчеркивая, что «роль керамики в погребальном обряде очень велика», на ее анализе констатирует: приток населения с территории западных славян (Центральная и Северная Польша) «прослеживается на всем протяжении Х в.», и отмечает появление в конце этого столетия «небольшого количества керамики славян с южных берегов Балтийского моря» .
И связь Балтики со Старой Руссой, учитывая ее стратегическое значение для огромной территории Северо-Западной Руси - в древности соль, обеспечивающая потребности этого края, да и не только его, включая обработку кожи, мехов, поставляемых на экспорт, добывалась только в Южном Приильменье (в нескольких местах), а также нахождение ее на важнейших водных артериях, была очень крепкой и давней. На территории Южной Балтики можно назвать одно место, где жили профессиональные соледобытчики, которые могли, узнав (разведав) наличие в районе Старой Руссы соляных источников, наладить там профессиональную и высокорентабельную добычу соли. Какова была это рентабельность, хотя и по данным значительно более позднего времени, видно из сведений Д.Флетчера, бывшего английским послом в России в 1588?1589 годах. Указав вначале, что «лучшая соль и в большом количестве добывается в Старой Русе, где устроено много солеварен в 250 верстах от моря», он далее отмечает тот огромный доход, превосходящий доход многих крупнейших городов России вместе взятых, что приносит государству маленькая Старая Русса: «Город Москва платит ежегодно пошлины 12000 рублей, Смоленск 8000, Псков 12000, Новгород Великий 6000, Старая Руса солью и другими произведениями 18000, Торжок 800 рублей, Тверь 700, Ярославль 1200, Кострома 1800, Нижний Новгород 7000, Казань 11000, Вологда 2000 рублей» (о масштабах соледобычи в Старой Руссе говорил и Герберштейн: «Там есть соленая река, которую граждане задерживают в широком рве наподобие озера и оттуда проводят воду по каналам каждый себе в дом, где вываривают соль» ).
На Южной Балтике главную роль в солеварении играл Колобрег (ныне Колобжег на территории Польши), расположенный на берегу моря (отсюда его название) при устье р. Парсенты. Как подчеркивается в литературе, «весьма значительными были источники в долине Парсенты, южнее Колобжега; они использовались с VII - VIII вв.», и что «соляные источники Среднего Поморья и устья реки Парсенты, освоенными славянами, превратили этот район в богатую торговую приморскую область…». А.А.Котляревский констатировал в 1874 г., что Колобрег, производивший выделку соли «в огромных размерах», снабжал ею не только весь Север, но и Польшу, и Русь. Естественно, что жители этого города массово и активно вели торговую деятельность. Так, когда известный проповедник Отон Бамбергский во время своего первого посещения Поморья в 1124—1125 гг. явился первый раз в Колобрег, то город оказался практически пуст, т.к. большинство его жителей с наступлением зимы отправились торговать в море, на острова .
Пребывание жителей Колобрега в русских землях зафиксировано в наших источниках. Так, Краткая Русская Правда, появление которой было вызвано новгородскими событиями 1015 г., содержит две статьи (10 и 11), где присутствуют колбяги. И в них В.Н.Татищев видел поморян, жителей г. Колобрега: «мню, что сии от града Колберг померанского колбяги названы», таковыми их считает и А.Г.Кузьмин. По заключению В.М.Потина, объяснение колбяги от Колобрега «в свете оживленных поморско-русских связей может оказаться наиболее убедительным» . И колбяги могли появиться в Южном Приильменье, учитывая их весьма предприимчивый характер и в силу их хорошего знания земель, далеко расположенных от Колобрега, довольно давно. Как справедливо отметил в 1977 археолог А.Ф.Медведев, руководивший раскопками Старой Руссы, «по всей вероятности уже задолго до X века около соленых озер с подземными источниками на территории нынешнего курорта были небольшие поселения солеваров. Неудивительно, что древнейшая часть города оказалась именно здесь» (в 2000 г. в Новгороде в слое, относящемся к первой трети XI в., была найдена береста с изображением св. Варвары. И, как констатировали академики А.А.Зализняк и В.Л.Янин, «св. Варвара особенно почиталась на славянском побережье южной Балтики, а именно оттуда в Новгород пришли первые славянские поселенцы, потомки которых и в дальнейшем не теряли связей со своей прародиной» (Новгородский монастырь св. Варвары впервые упомянут в летописи под 1138 г.) . Следует заметить, что небесной покровительницей солеваров считалась св. Варвара ).
Но кроме идущего с запада - с Южной Балтики - потока переселенцев, с которыми в Южное Приильменье и могла прибыть русь, надлежит указать и переселенческий поток, идущий с юга Восточной Европы к восточным берегам Балтийского моря, который также мог привести в эти края русь. Память о переселении руси с юга сохранилась в легендарно-исторической, как принято ее классифицировать, повести о происхождении славян и начале Русского государства, во второй половине XVII в. отразившейся во многих летописных сводах, где она заменила собой историко-этнографическое введение, до этого включаемое из ПВЛ. Согласно ей, братья Словен и Рус «с роды своими отлучишася от Евксинопонта и идоша от рода своего и от братия своея». После многолетнего хождения «Словен с родом своим и со всеми иже под рукою его, себе на реце, зовомой тогда Мутная, последу Волхов проименовася во имя старейшего нашего Словенова Волхова зовома. И поставиша града, и именоваша по имени князя своего ? Словенск Великий. Он же ныне зовется Новгород Великий от устья великого озера Ильменя вниз по велицей реце Волхове». А «другий же брат Словенов ? Рус вселися на месте некоем разстоянием от Словенска Великого яко стадии пятидесят у солоного стубенца с созда град между двумя реками и нарече во имя свое - Руса, иже и доныне именуется Руса старая».
В науке установлено, что повесть о происхождении славян и начале Русского государства была создана в процессе работы в Москве над Сводом 1650 года. По мнению А.Л.Гольдберга, этот Свод возник в среде «московских боголюбцев», а сама повесть представляла собой новое воплощение «идеи, связывавшей русскую государственность с мировыми державами прошлого», где «мысль о высоком происхождении русских правителей» была отодвинута на задний план», уступив место «утверждению протяженности отечественной истории и расширению ее границ за счет славянского мифотворчества». Ученый, обращая внимание на то, что в повести чаще всего упоминаются названия, связанные с Новгородом, резюмировал: «Если еще учесть, что повесть сводит историю Древней Руси к событиям, происходившим в Новгородской земле, то можно говорить о близости создателя повести к новгородской культурной среде». С точки зрения В.И.Вышегородцева, рассматриваемый свод, созданный в среде «московских боголюбцев» на основе прежде всего новгородского материала в период между 1646 и 1648 гг., в 1649—1650 гг. был дополнен специально написанной «при участии Е.Славинецкого, А.Грека и других украинских и русских справщиков под руководством С.Вонифатьева и митрополита Никона» повестью. Как подчеркивал этот исследователь, в обоих памятниках нашли отражение идеи исторической общности славянства, русской государственности и ведущей роли России в борьбе за воссоединение восточнославянских земель .
И местные новгородские (а значит, и старорусские) предания, отразившиеся в повести о происхождении славян и начале Русского государства, очень плотно состыковываются с разысканиями А.Г.Кузьмина. Этот историк, особо выделяя из балтийских Русий Роталию-Русь, отмечал, что о ней много говорится в «Датской хронике» Саксона Грамматика (начало XIII в.), что именно с ней датчане вели многовековые войны на море и на суше, что именно ее жители - «русские» - в 1343—1345 гг. возглавили восстание против Ливонского ордена, а «русские» села и позднее будут упоминаться в документах, касающихся этой территории. И в 2002 - 2003 гг. он локализовал здесь «Руссию-тюрк» комментатора Адама Бременского и в ее пределах поместил «Остров русов» восточных авторов, видя в нем о. Саарема (Эзель), называемый сагами «Holmgardr» (калька обозначения «Островная земля», исландское «Ейсюсла», искаженное немецкое «Эзель») и переносившими иногда это имя по созвучию на Новгород. В «Руссии-тюрк» он видел Аланскую Русь (или Норманский каганат), созданную в IX в. русами-аланами после их переселения с Дона из пределов разгромленного хазарами и венграми Росского каганата (при этом ученый привел наблюдения известного антрополога Н.Н.Чебоксарова, «что часть населения Восточной Прибалтики до сих пор сохранила причерноморский облик») . Переселение аланов-русов на Балтику должно было проходить по речным системам, в том числе и тем, что связаны с о. Ильменем. Район Старой Руссы, изобилующий солью, не мог, как это видно из повести о происхождении славян и начале Русского государства, не привлечь их внимания. Надлежит заметить, что аланы-русь уходили с Дона разными потоками. Так, следы их присутствия фиксируются в восточной части Мордовии, где локализуется Русь Пургасова, упомянутая в Лаврентьевской летописи под 1229 г. (К.Ю.Марк обращала внимание на то, что выделяемый в восточной Мордовии антропологический тип отличается как от мокши, так и от эрзи, и наиболее близок к «ильменскому типу», который был выделен «среди русских, живущих в окрестностях Ильменского озера») .
Давнее нахождение руси в районе Старой Руси нисколько не означает, что ее жители либо участвовали в призвании варягов и варяжской руси, либо сами были призваны. Сказание о призвании варягов повествует, что «идоша за море к варягом, к руси; сице бо тии звахуся варязи русь, яко се друзии зовутся свие, друзии же урмане, анъгляне, друзии гъте, тако и си. … Реша руси (так читается в Радзивиловском и Академическом списках Радзивиловской летописи; в Лаврентьевской и Троицкой: «русь». ? В.Ф.) чюдь, и словени, и кривичи вси: «земля наша велика и обилна, а наряда в ней нет; до поидете княжит и володети нами». … И от тех варяг прозвася Руская земля…» . Как хорошо видно, именно к руси идет посольство, причем к руси, расположенной где-то в районе Балтики, т.к. здесь же названы западноевропейские народы - шведы, норманны, датчане-агняне и готы, а венчает это сообщение заключение летописца, что «от тех варяг прозвася Руская земля».
Мнение, что русь участвовала в призвании варягов, отстаивали многие ученые (например, Д.И.Иловайский, А.А.Потебня, М.Н.Тихомиров), но оно является плодом нескольких ошибок. Во-первых, Ипатьевская летопись излагает Сказание о призвании варягов практически одинаково с Лаврентьевской, но вместе с тем содержит ряд серьезных разночтений, одно из которых заключается в том, что «русь» входит в состав разноплеменного посольства («ркоша русь, чюдь, словене...»), пригласившего варягов, хотя перед этим говорится, что послы «идоша за море, к варягом, к руси». В русской редакции ХIII в. «Никифорова летописца вскоре», помещенного в Новгородской Кормчей 1280 г. русь также названа в числе племен, приглашавших варягов: «придоша русь, чюдь, словене, кривичи к варягом, реша: земля наша велика и обилна...») . Во-вторых, эта ошибка (по этой же причине она присутствует и в названных памятниках) проистекала из того, что, как считает значительная часть исследователей, русь является коренным восточнославянским племенем, и к призванию варягов-норманнов не имеет никакого отношения.
Пример появления таких ошибочных взглядов на начальную историю Руси и внесения их на страницы источников демонстрирует редакция Сказания о призвании варягов, читаемая в Новгородской первой летописи младшего извода. В нем, наряду с выражением ПВЛ «с родом своим», с которым прибыли Рюрик и его братья на Русь, появилось другое: «дружину многу», заменившее собой фразу ПВЛ «и пояша по собе всю русь» («и изъбрашася 3 братья с роды своими, и пояша по собе всю русь»). Вот что говорит новгородская летопись: «Изъбрашася 3 брата с роды своими, и пояша со собою дружину многу и предивну, и приидоша к Новугороду. И седе стареишии в Новегороде, бе имя ему Рюрик; а другыи седе на Белеозере, Синеус; а третеи в Изборьске, имя ему Трувор». Эту «дружину многу» растиражировали, добавив еще кое-что от себя, позднейшие летописи (XV?XVII вв.) и прежде всего те, что связаны с новгородской традицией (Софийская первая летопись, Тверской сборник, Новгородская четвертая и пятая летописи, Холмогорская летопись и др.) .
А.А.Шахматов, Д.С.Лихачев, М.Х.Алешковский, Т.В.Гимон, А.А.Гиппиус в целом относят привлечение киевского летописания, содержащего рассказ о призвании варягов, для составления новгородского свода к XII веку . И.М.Троцкий полагал, что киевский источник был использован в Новгороде веком позже. А.Г.Кузьмин, считая, что киевский материал был использован в Новгороде в начале XII в., утверждал, что в середине XIII в. начальная часть летописи (до 945 г.) была переработана с привлечением южнорусского свода, самостоятельно восходящего к ранним русским историческим сочинениям, и хронографических материалов, полученных из Византии . Видимо, в пределах названных столетий в новгородской летописи и появилась «дружину многу», причина чего лежала в сознании новгородских книжников того времени, полагавших Русь только на юге, на Среднем Днепре (да и себя уже начинавших ассоциировать с русью). Поэтому, она, по их представлениям, никак не могла явиться к ним из-за «моря». Вот почему в Новгородской первой летописи младшего извода нет ни слова о варяжской руси (послы «идоша за море к варягом и ркоша: «земля наша велика и обилна, а наряда у нас нету; да поидете к нам княжить и владеть нами»), и вместо нее братья «пояша со собою дружину многу и предивну».
Что при версии балтийского происхождения руси, давшей начало Старой Руссе, что при версии ее южного - аланского - происхождения несомненным остается то, что русь эта была славяноязычной. Так, Р.А.Агеева констатирует, что «финно-угорские водные названия рассеяны по всей территории; их заметно мало в бассейне левых притоков Ловати и в правобережье Шелони, где преобладают славянские названия даже для больших рек». Она же, подчеркивая, что «области к югу и западу оз. Ильменя, а также район между Чудским оз. и средним течением Луги, часть бас. Великой были заселены славянами с глубокой древности», название реки «Полисть», где при впадении в нее р. Порусья находится древнейшая часть Старой Руссы, возводит к индоевропейскому «болото, топь, трясина» . В пользу славяноязычия руси говорит и тот факт, что топонимы с основами на –гощ-/-гост-, мощно представленные в центральном районе Новгородской земли, «отчасти по течению Шелони и в Южном Приильменье», являются одними из самых архаических в древнеславянском антропонимиконе и маркирует, отмечает В.Л.Васильев, «главные пути продвижения славян по крупным рекам» .
Первое летописное упоминание Старой Руссы - это 1167 год. Понятно, к этому времени город давно уже существовал. Берестяная грамота № 526, найденная в Новгороде, позволяет, по справедливому заключению Я.Е.Водарского и К.А.Аверьянова, сделанному в 2007 г., «говорить о существовании Старой Руссы уже в XI в., но не дает возможности определить конкретную дату ее возникновения» . Окончательный ответ на вопрос: кто и когда основал Старую Руссу и заселил ее окрестности, можно будет получить при помощи археологических данных. Но, к сожалению, археологически Старая Русса практически не исследована. Несмотря на то, что археологические раскопки, подчеркивали Водарский и Аверьянов, «проводятся в городе уже несколько десятилетий, все же так и не получено ответа на поставленную еще в 1966 г. главную задачу - до сих пор не найдены остатки древнейших городских укреплений. Главной причиной этого стало то, что археологически Старая Русса изучена крайне недостаточно. Если учесть, что к XV в. территория города составляла около 200 га, то раскопанные к настоящему времени 1800 кв.м, составляя на этом фоне 0,09%, покажутся величиной мизерной» (в Великом Новгороде объем археологических раскопок составляет около 2 %) .
Вместе с тем показательно, что норманисты, чуть ли не глядя «объявляющие» древности Ладоги и Новгорода скандинавскими, ничего подобного не могут сказать в отношении древностей Старой Руссы. Так, например, в 2005 г. ими было отмечено, что в Приильменской низменности «памятники предшествующего населения практически не выявлены… Характер дославянского населения этой территории вокруг Старой Руссы остается неясным». Известный норманист археолог Г.С.Лебедев, говоря об особенностях коровичинских насыпей: «двойные венцы из валунов, каменные кладки в верхней части монументальных (до 10 м высотой) сооружений, захоронения по обряду сожжения и кости жертвенных животных (лошадь, собака, орел)», только и заметил, что они вполне соответствуют «ритуалу языческих погребений «княжеского ранга», не уточняя при этом, к какому этносу погребенные языческие князья принадлежали. Но, перейдя затем к сопкам у д. Мафино на р. Порусье, «по конструкции и по обряду близким коровичинским», исследователь сделал вывод, что Старая Русса, возникновение которой он относил к рубежу X - XI вв., входит, судя по этим памятникам, в ареал культурно-исторического процесса славяно-норманского синтеза, «лежащего в основе становления Древнерусского государства».
А чтобы не оставалось сомнений в присутствии норманнов в Южном Приильменье, он заостряет внимание на «высокой обрывистой неприступной скале» Коростынь, расположенной недалеко от одноименного села, и вслед за немецким славистом Г.Шраммом видит в этом топониме древнесеверный skorosten - «рубежный камень, пограничная скала». После чего резюмирует, что «подобный скандинавизм не выглядит неожиданным» в круге топонимов типа «Веряско» (на Ловати), «Веряжа» (в Поозерье) . Как любят германские ученые переиначивать славянское в свое, показывает толкование А.Стендер-Петерсеном абсолютно родственного Коростынь названия г. Искоростеня. И этот датский славист в столице древлян, одного из союзов восточнославянских племен, увидел скандинавское личное имя «Kar(l)stein» , правда, не пояснив при этом, что занесло этого безвестного норманна в древлянские леса и по какой причине славяне назвали в его честь город. В названии Искоростеня специалисты, например, польский лингвист С.Роспонд, выделяют именно славянскую основу *korsta ? холмистая, неровная местность . Название «Коростынь» высокого юго-западного берега о. Ильменя абсолютно соответствует характеру этой местности.
Подавляющее большинство археологов видит в носителях культуры сопок славян, связывая их с южнобалтийскими славянами. Так, В.В.Седов, говоря о об одном из типов керамики сопок (керамика считается «надежнейшим этническим признаком»), отметил, что ему нет аналогий ни в дославянских памятниках Новгородской земли, ни среди ранних славянских древностей Верхнего и Среднего Поднепровья. Зато сосуды биоконических и ребристых форм, подчеркивал археолог, составляют характерную особенность славянской культуры междуречья нижней Вислы и Эльбы . Каменные конструкции в сопочных сооружениях Северо-Западной Руси имеют параллели в древностях южнобалтийских славян, прежде всего ругов (русских) и поморян. Еще в XIX в. фон Гаген выявил на территории последних (а эти результаты привел в 1850-х гг. А.Ф.Гильфердинг в своей прекрасной «Истории балтийских славян») несколько сотен захоронений, представляющих собой высокие курганы (до 7?7,5 м) и в которых «имелись каменные кладки, а в ряде случаев встречались и каменные ящики» . Аналоги «каменным кругам», обнаруженным недалеко от Коростынь (Луки, Сущево, Коломо, Горцы и др.), находятся, отмечает А.А.Молчанова, «на могильниках поморян, где над погребениями сооружались каменные оградки» (специалисты указывают, что эти памятники соотносятся с традицией сооружения сопок).
Проведение широкомасштабных и комплексных археологических исследований Старой Руссы - вопрос давно назревший, т.к. результаты этих исследований, взвешенных и максимально объективных, откроют нам многое. Но, к сожалению, археологический материал, как справедливо подчеркивается в литературе, сам по себе абсолютно объективный и непредвзятый, многозначно трактуется «на уровне исторических обобщений данных археологии» . В отношении русских древностей эта «многозначность» сводится лишь к их норманистской трактовке, высказанной - и прежде всего в силу своих априорных взглядов на этнос варягов и руси - большим числом отечественных и зарубежных археологов. Такой подход, естественно, не имеет никакого отношения к науке. Так, еще в 1962 г. англичанин П.Сойер констатировал, что «сами по себе археологические находки, топонимы и монеты свободны от пристрастности, они не говорят ни за, ни против скандинавов. Тенденциозность создают те, кто работает с этим материалом», в связи с чем необходимо, призывал этот известный археолог, «остерегаться излишне доверчивого отношения к археологическим гипотезам», и что если не признавать довлеющих над археологией ограничений, то «она может принести больше вреда, чем пользы» (вместе с тем он указал и на такой путь рождения «истин», строящихся на посылках археологов: «предположение, которое сначала высказывается очень неуверенно, пройдя через несколько стадий, превращается в утверждение, не доказанное ничем, кроме повторения») .
И полученные данные надлежит рассматривать через призму других фактов, при этом четко определив значимость и первоочередность их показаний для научных обобщений. Так, современные норманисты огромное внимание уделяют тому, что в Старой Ладоге антропологически фиксируется некоторое пребывание норманнов, в которых они видят шведов, якобы появившихся в Ладоге около 860 г., т.е. настойчиво связывают их с событиями 862 г. - с призванием варягов. Идущий из пределов Южной Балтики переселенческий поток в этническом и антропологическом плане был, как уже говорилось, неоднородным, но его представители говорили на славянском языке (славяне, выйдя в VI в. на южный берег Балтийского моря, ассимилировали ранее жившие там народы, в том числе германцев). И в своем движении на восток этот поток захватил Скандинавский полуостров. Так, южнобалтийская керамика известна в большом количестве вплоть до Средней Швеции, а в Х в. она преобладала в Бирке. К тому же, как указывает А.Стальсберг, ладейные заклепки из Плакуна «ближе к балтийской и славянской, нежели скандинавской традиции» , хотя в Ладогу норманны должны были, разумеется, прибыть на своих судах.
В характеристике первопоселенцев Ладоги надлежит придавать первостатейное значение чему-то другому, например, их религиозным воззрениям. И выходцы какого балтийского района нашли свое последнее пристанище в погребениях староладожского Плакуна, в которых, кстати сказать, представлены сосуды южнобалтийского типа , то об этом прямо говорит одна из ранних староладожских «больших построек», которую специалисты сближают со святилищами южнобалтийских славян в Гросс-Радене (под Шверином) и в Арконе (о. Рюген) (российские и немецкие исследователи отмечают, что общий вид храма под Шверином и его детали «находят аналогии в соответствующих сооружениях кельтов», и вероятно, что он и подобные ему «восходят к древним временам и связаны с храмовым строительством кельтов, заселявших юго-восточные области Средней Европы, или даже точнее кельтов, расселившихся в современных южнопольских землях» ).
В связи с этим сразу становится ясно, почему в русском язычестве отсутствуют скандинавские божества, но присутствует Перун, бог варяго-русской дружины и чей культ был широко распространен именно среди южнобалтийских славян. И если ни в славянском, ни в русском язычестве нет скандинавских черт, то из этого следует лишь одно: варяги не были скандинавами. Нет скандинавских божеств, как известно, и в языческом пантеоне, созданном Владимиром в 980 г., т.е. тогда, когда, по мнению норманистов, скандинавы «в социальных верхах численно преобладали», и тогда, когда в нем присутствуют неславянские боги (Хорс, Даждьбог, Стрибог, Симаргл, Мокошь). Хотя, как отмечает ряд исследователей, «языческий пантеон, созданный Владимиром, указывает и на широкий допуск: каждая этническая группа может молиться своим богам», но при этом, констатирует А.Г.Кузьмин, ни одному германскому или скандинавскому богу в нем «места не нашлось» .

ЛЛ. С. 4-5.

Роспонд С. Структура и стратиграфия древнерусских топонимов // Восточно-славянская ономастика. М., 1972. С. 62.

MunsterS. Cosmographia. T. IV. Basel, 1628. S. 1420; Герберштейн С. Записки о Московии. М., 1988. С. 60.

Байер Г.З. О варягах // Фомин В.В. Ломоносов. С. 346.

Вилинбахов В.Б. Несколько замечаний о теории А.Стендер-Петерсена // Скандинавский сборник. Вып. VI. Таллин, 1963. С. 331, 333-334; Лебедев Г.С. Верхняя Русь по данным археологии и древней истории // Очерки исторической географии. Северо-Запад России. Славяне и финны. СПб., 2001. С. 54.

Герберштейн С. Указ. соч. С. 60; Херрман Й. Славяне и норманны в ранней истории Балтийского региона // Славяне и скандинавы. С. 10.

Falk H.S. Altnordisches Seewesen // Worter und Sachen. Kulturhistosche zeitschrift fur sprach- und sachforschung. Bd. IV. Heidelberg, 1912. S. 88-89, 94; Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. Т. II. М., 1986. С. 510; там же. Т. III. М., 1987. С. 331-332.

Кирпичников А.Н., Дубов И.В., Лебедев Г.С. Указ. соч. С. 280.

Сыромятников С.Н. Древлянский князь и варяжский вопрос // ЖМНП. Новая серия. Ч. XL. Июль. СПб., 1912. С. 133.

Лебедев Г.С. Верхняя Русь по данным археологии и древней истории // Очерки исторической географии. Северо-Запад России. Славяне и финны. СПб., 2001. С. 34, 37, 40-41; У истоков Северной Руси. Новые открытия. СПб., 2003. С. 17.

См. об этом подробнее: Фомин В.В. Варяги и варяжская русь: К итогам дискуссии по варяжскому вопросу. М., 2005. С. 439-460; его же. Начальная история Руси. М., 2008. С. 199-212.

Итоги. 2007. № 38 (588). С. 24; Русский Newsweek. 2007. № 52?2008. № 2 (176). С. 58.

Герберштейн С. Указ. соч. С. 151.

Ломоносов М.В. Замечания на диссертацию… С. 404-405.

Андреевский И. О договоре Новагорода с немецкими городами и Готландом, заключенным в 1270 году. СПб., 1855. С. 201; Никитский А.И. История экономического быта Великого Новгорода. М., 1893. С. 106-107; Фомин В.В. Варяги и варяжская русь. С. 367.

Забелин И.Е. История русской жизни с древнейших времен. Ч. 1. М., 1876. С. 140.

Вязинин И.Н. «Русы живут на острове» // ВИ. 1994. № 9. С. 153.

Каменецкая Е.В. Керамика IX?XIII вв. как источник по истории Смоленского Поднепровья. Автореф. дис… канд. наук. М., 1977. С. 12, 20, 27.

Флетчер Д. О государстве Русском. М., 2002. С. 26, 64.

Герберштейн С. Указ. соч. С. 151.

Котляревский А.А. Древности юридического быта балтийских славян. Опыт сравнительного изучения славянского права. Т. I. Прага, 1874. С. 43, 56; его же. Книга о древностях и истории поморских славян в XII веке. Сказания об Оттоне Бамбергском в отношении славянской истории и древности. Прага, 1874. С. 108, 112; Херрман Й. Указ. соч. С. 38, 107.

Татищев В.Н. История Российская с самых древнейших времен. Т. VII. Л., 1968. Т. VII. С. 282; Кузьмин А.Г. История России. С. 149; Откуда есть пошла Русская земля. Кн. 2. С. 584; Потин В.М. Древняя Русь и европейские государства в Х?ХIII вв. Историко-нумизматический очерк. Л., 1968. С. 65.

Старорусская правда. 13 сентября 1977.

Зализняк А.А., Янин В.Л. Новгородская Псалтырь начала ХI века ? древнейшая книга Руси // Вестник Российской Академии наук. Т. 71. № 3. М., 2001. С. 202-203.

Курлански М. Всеобщая история соли. М., 2007. С. 193.

Моисеева Г.Н. Ломоносов и древнерусская литература. Л., 1971. С. 102-105, 134-136; Гольдберг А.Л. Историко-политические идеи... С. 73; его же. Легендарная Повесть ХVII в. о древнейшей истории Руси // Вспомогательные исторические дисциплины. Т. ХIII. Л., 1982. С. 50-63; Вышегородцев В.И. Иоакимовская летопись как историко-культурное явление. Автореф... дис... канд. наук. М., 1986. С. 7-10; Фомин В.В. Русские летописи и варяжская легенда. Липецк, 1999. С. 128-130.

Кузьмин А.Г. От моря до моря. С. 37, 40, 43-47; его же. Два вида русов в юго-восточной Прибалтике. С. 192-213; его же. Облик современного норманизма // Сб. РИО. Т. 8 (156). С. 236-238; его же. История России… С. 85, 96-97, 100-103, 105; его же. Начало Руси. С. 248, 252, 291-292.

Фомин В.В. Пургасова Русь // ВИ. 2007. № 9. С. 3-17.

ЛЛ. С. 18-19.

Полное собрание русских летописей (ПСРЛ). Т. I. СПб., 1846. С. 251; там же. Т. 2. М., 1962. Стб. 14.

ЛЛ. С. 19; Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. М., Л., 1950. С. 106; ПСРЛ. Т. V. Вып. 1. СПб., 1851. С. 88; там же. Т. IV. Ч. 1. Вып. 1. Пгр., 1915. С. 11; там же. Т. IV. Ч. 2. Вып. 1. Пгр., 1917. С. 11; там же. Т. 15. М., 1965. Стб. 29-30; там же. Т. 33. М., 1977. С. 13.

Гиппиус А.А. К истокам сложения текста Новгородской первой летописи // НИС. 6 (16). СПб., 1997. С. 3-72; Фомин В.В. Русские летописи… С. 30.

Троцкий И.М. Элементы дружинной идеологии в «Повести временных лет» // Проблемы источниковедения. Вып. 2. М., Л., 1936. С. 20, примеч. 2; Кузьмин А.Г. Начало новгородского летописания // ВИ. 1977. № 1. С. 59-77; его же. Начальные этапы древнерусского летописания. М., 1977. С. 85-110, 126, 293.

Агеева Р.А. Гидронимия Русского Северо-Запада как источник культурно-исторической информации. М., 2004. С. 181, 205-206, 211.

Васильев В.Л. Архаическая топонимия Новгородской земли (Древнеславянские деантропонимные образования). Великий Новгород, 2005. С. 123-124, 164-167 и рисунок 6.

Лаптев А.Ю., Яшкичев В.И. Старая Русса апостола Андрея. М., 2007. С. 93.

Там же. С. 53, 93.

Лебедев Г.С. Эпоха викингов в Северной Европе и на Руси. СПб., 2005. С. 521-523, 540.

Stender-Petersen A. Anthology of Old Russian Literature. P. 15, note c.

Роспонд С. Указ. соч. С. 28-29.

Седов В.В. Восточные славяне в VI?ХIII вв. М., 1982. С. 64.

Гильфердинг А.Ф. История балтийских славян // Его же. Собрание сочинений. Т. 4. СПб., 1874. С. 192, примеч. 740; Вилинбахов В.Б. Указ. соч. С. 333.

Молчанова А.А. Молчанова А.А. Балтийские славяне и Северо-Западная Русь в раннем Средневековье. Автореф. дис… канд. наук. М., 2008. С. 7, 14-15.

Шинаков Е.А. Племена Восточной Европы накануне и в процессе образования Древнерусского государства // Ранние формы социальной организации. СПб., 2000. С. 307.

Сойер П. Указ. соч. С. 21, 74, 99.

Стальсберг А. О скандинавских погребениях с лодками эпохи викингов на территории Древней Руси // Историческая археология: традиции и перспективы. К 80-летию со дня рождения Д.А.Авдусина. М., 1998. С. 279-280.

Смирнова Г.П. К вопросу о датировке древнейшего слоя Неревского раскопа // Древняя Русь и славяне. М., 1978. С. 166; Петренко В.П. Погребальный обряд населения Северной Руси VIII?X вв. Сопки Северного Поволховья. СПб., 1994. С. 110.

Лебедев Г.С. Эпоха викингов в Северной Европе. Историко-археологические очерки. Л., 1985. С. 211-212; Петренко В.П. Раскоп на Варяжской улице (постройки и планировка) // Средневековая Ладога. Новые археологические открытия и исследования. Л., 1985. С. 105-112; Дубов И.В. Культура Руси накануне крещении // Славяно-русские древности. Проблемы истории Северо-Запада Руси. Вып. 3. СПб., 1995. С. 95.

Кузьмин А.Г. Истоки культовых особенностей западнославянских языческих храмов // ВИ. 1980. № 4. С. 165; Херрман Й. История и культура северо-западных славян // Наука стран социализма. Семидесятые годы. М., 1980. С. 380-381; Седов В.В. Первый международный симпозиум по славянскому язычеству // Краткие сообщения Института археологии Академии наук. Вып. 164. М., 1981. С. 123.

Кузьмин А.Г. Об этнической природе варягов... С. 81; его же. История России… С. 103; его же. Начало Руси. С. 213, 318, 339, 347; его же. Облик современного норманизма. С. 244; Кудрякова Е.Б. «Варяжская проблема» и культ Бориса и Глеба // ВИ. 1980. № 4. С. 166; Откуда есть пошла Русская земля. Кн. 2. С. 584, 642.

Старая Русса.

От апостола Андрея до князя Аскольда.